Москва, 28 декабря 1968 г.
Мой дорогой, любимый Вадька, мой гиппотамчик-пластмассовый.
Только что я пришла, приняла лекарство и вот… лежу «потею» в постели, т. к. выпил чай с малиной (хоть на меня это народное средство и не влияет). Руки же тянутся к перу, мысли обращены к тебе, и вот это ощущается с большой силой, когда я взгляну на твои милые цветы, которые стоят вот около меня в вазе, на оберегавший их бегемотика.
Писать-то, собственно, нечего, основное все переговорено с тобой, но хочется. О, нет, «хочется» – это не то слово – необходимо, необходимо писать. Такова уж наша участь: писать, писать, писать. Не знаю, когда эта писанина кончится, когда нам не понадобится на такие дела перо, и использовать мы перо будем лишь в деловых письменных работах, а нашим «орудием труда» будет речь, глаза, губы, жесты (не сентиментальна ли слишком я? Если да! – то извини).
Ты ушел, а я еще долго стояла и смотрела тебе вслед, пока ты не скрылся из виду, и немного боялась, что ты оглянешься… иначе бы я, наверное, не смогла уйти от тебя, а ты, думаю, от меня. И стояли бы мы у подъезда дома и мерзли. Боже, когда будет та сказочная, маленькая пусть, комнатка, где мы могли бы быть вместе. В тепле, уюте, радостной тишине, в комнате, приносящей только покой и счастье в любое время года, при любых обстоятельствах, куда бы стремились, где бы мы могли быть независимыми ни от кого, ни от чего на свете!!!
Но будем жить и надеяться только на самое лучшее, а поэтому ты не должен «вешать головы», радоваться тому, что все еще впереди, что будет, должно быть, так, как хочешь, и стремиться создать необходимые условия к этому. Тоже относится, конечно, и ко мне.
Где ты сейчас, что делаешь, думаешь ли обо мне?? Но я тебя еще увижу на вокзале. Знаю, что приедешь, хотя я тебе и запретила.
В наших встречах я много говорила и делала не так (о, далеко не так) и не то, что хотела и что желала бы сказать, либо сделать, опять же се ля ви.
С тобой же я никуда не хотела ехать или идти (вчера, например, с этим аэропортом) из-за денег, конечно. Это такой щепетильный вопрос, но необходимый, к сожалению, еще. Мне и так было уже неудобно ходить в кино, кафе, в метро ездить и т. д. на твои деньги, а от меня ты брать не хотел. Если бы ты был умным (дорогой, Вадька, не обижайся за это) и мы бы договорились по-хорошему насчет денег (где-то платил бы ты, где-то я), так со мной бы так не произошло. Я бы и не заболела, и были бы мы с тобой больше времени вместе (извини, что пишу другими чернилами, забрали ту ручку). Но ничего, учти на будущее, ведь в этом ничего же особенного нет, в крайнем случае я ничего особенного в этом не вижу.
Ну я, кажется вместо того, чтобы вылить свои чувства к этому ненормальному, моему человечку, устроила ему «профилактику»: прочитала мораль. Ну, а в общем-то, мораль сей басни такова: я тебя очень-очень люблю, и мы обязательно будем вместе.
Целую, обнимаю,
Инна.
Открытки, посланные из Новосибирска
«С Новым годом!»
1
«Ветер, вьюга, метель…
Ты не уйдешь от меня!
Мы должны быть вместе!»
Вадиму – с пожеланиями оставаться таким, какой ты есть сегодня.
Инна
Декабрь 1968 год.
2
Мой дорогой Вадик,
Ты не грусти, пожалуйста,
И на судьбу не жалуйся,
Расставанья час сумей сберечь,
Ведь разлука – ожиданье новых встреч!
Новогодние пожелания: всего только самого наилучшего во всем, всюду и везде. Много, много удачи, счастья, здоровья, радости!
Инна
3
С Новым годом! И хорошего веселого настроения, удачи во всем, во всем, жизненной спокойности, радости – это мое новогоднее желания (а они, говорят – сбываются). Целую.
Воскресенье, 4 мая 1969 – Новосибирск
Вадик, дорогой, здравствуй.
Не буду даже извиняться. Так как слов для извинения, мне уж не найти. Все-таки не выдержала и решила тебе написать еще одно последнее письмо, еще до твоего отъезда на практику. Не хотела тебе уже совсем писать, но после долгих колебаний решала все-таки.
Не писала я тебе, и не буду больше писать не потому, что не хочу – не МОГУ!!! Все, что мы делали, хотели сделать, все наши планы были детские, необдуманные, несерьезные.
У меня же оказалось в сто раз хуже, чем я думала. Спросив обо все, я узнала, что Женя в случае моего отъезда, останется на территории ЧССР, а это, как мать, я не смогла бы сделать. Поэтому, взвесив все, я решила, что, если приложить максимум силы воли можно все переделать и сделать так, что не хочется, что надо делать.
У тебя же, то же самое: есть жена, дочь. А, если уж так произошло – ничего не изменишь.