Ничего.
Она еще раз огляделась – все спокойно. И подняла ключ.
Комната развалилась. Заверещали сирены, из пола выстрелили лазерные лучи, окружая взломщицу клеткой. Перед дверью упала металлическая решетка, вспыхнули скрытые до того момента огни, и Клодия оцепенела от ужаса, сердце тяжко бухало в груди. В это мгновение диск послал резкий, болезненный укол в ее большой палец.
Она взглянула на прибор. Послание Джареда дышало страхом:
«Он возвращается! Уходи, Клодия! Убирайся!»
7
Однажды Сапфик дошел до конца тоннеля и увидел под ногами обширный зал. На дне его из отравленного озера поднимались ядовитые испарения. Сквозь пространство тянулся во тьму толстый канат, а на противоположной стороне виднелась дверь, и свет сиял за нею.
Обитатели Крыла пытались отговорить его.
– Многие упали туда, – говорили они. – Их кости гниют в черном озере. Почему ты думаешь, что тебя не постигнет та же участь?
Он отвечал:
– В своих снах я вижу звезды.
Он ухватился руками за трос и стал продвигаться по нему вперед. Много раз он повисал, обессилев от усталости и боли. Много раз они окликали его, прося вернуться. Наконец он достиг другого края, и они видели, как он, шатаясь от изнеможения, проник в дверь. И скрылся из глаз.
Он был смугл, этот Сапфик, и строен, с длинными прямыми волосами. Остается лишь гадать, как его звали на самом деле.
– Я говорил тебе тысячу раз! – брюзжал Гильдас. – Снаружи существует. И Сапфик отыскал туда путь. Но никто никогда не приходил оттуда. Даже ты.
– Ты не можешь знать наверняка.
Старик засмеялся, раскачивая пол металлической клети, висевшей высоко над залом. Они едва помещались здесь вдвоем, сидя на корточках. С цепочек свисали книги, хирургические инструменты, каскад оловянных коробочек, заполненных гноящимися образцами. Картину довершали устилавшие пол старые матрасы, из дыр которых клоками, как нелепый снег, сыпалась солома, падая на горящие внизу костры, где готовилась снедь. Какая-то стряпуха посмотрела вверх и выругалась. Потом, разглядев Финна, замолкла.
– Знаю, глупый мальчишка, потому что сапиенты оставили об этом записи. – Гильдас натянул ботинок. – Тюрьму создали для того, чтобы отделить подонков от человечества, оградить от них весь мир, сослать подальше с земли. Это случилось несколько веков назад, во времена Мартора, когда Тюрьма еще разговаривала с людьми. Семьдесят сапиентов добровольно сошли в Тюрьму, чтобы наставлять узников. И после этого вход был запечатан навеки. Они передали свои знания преемникам. Об этом даже дети знают.
Финн погладил рукоять меча. Усталость и досада одолевали его.
– С тех пор никто не входил. И нам известно про Лоно Инкарцерона, хоть мы и не знаем, где оно. В Инкарцероне все рационально и целесообразно – таким он и был задуман. Даже мусор не пропадает зря, все перерабатывается. В клетках выращиваются новые узники. Возможно, и животные тоже.
– Но я помню кое-что… какие-то обрывки… – Финн посмотрел вниз, сжимая прутья клетки, словно цеплялся за собственную веру. Далеко под ними Кейро прогуливался по залу в обнимку с парой хихикающих девиц.
Гильдас проследил за взглядом Финна:
– Ты не можешь ничего помнить. Ты грезишь тайнами Инкарцерона. Твои видения помогут нам отыскать путь к Спасению.
– Нет, я помню!
– Что именно?! – раздраженно спросил старик.
Финн почувствовал себя глупо:
– Ну… торт. С серебристыми шариками и семью свечами. И людей. И музыку… много музыки. – Он осознал это только сейчас. Странная радость наполнила его. Пока он снова не встретился взглядом со стариком.
– Торт. Думаю, это символ. И число семь очень важно. Сапиенты называли его числом Сапфика – из-за времени, в которое он повстречал «жука»-перебежчика.
– Я был там!
– Воспоминания есть у каждого, Финн. Твои пророчества – вот что имеет значение. Видения, что ниспосланы тебе, – великий дар и странность Видящего Звезды. Они уникальны. Комитатусам это известно – и рабам, и боевикам, и даже Джорманрику. Таким они тебя видят. И временами боятся.
Финн притих. Он ненавидел свои припадки. Те накатывали внезапно, вызывая тошноту и оглушая, ужасая его. Да еще Гильдас вытрясал из него душу своими допросами.