Он чувствовал на себе её пристальный взгляд. Стиснув руки, он продолжил увереннее:
– Я увидел лишь длинный белый коридор, уходивший в обе стороны. Ни входов, ни выходов. Ни конца, ни края. Он тонул в сумраке бесконечности. Я поднялся…
– Значит, ты мог ходить?
– Едва-едва. Сил было слишком мало.
Она горько усмехнулась. Финн поспешно продолжил:
– Я ковылял, пока не отказали ноги, а коридор оставался таким же прямым и безликим, как и прежде. Огни погасли, и только Очи наблюдали за мной. Минуя одно, я тут же видел впереди другое. Это успокаивало меня, по глупости я решил, что Инкарцерон присматривает за мной, направляет к спасению. В ту ночь я спал там, где свалился. После Выключения Дня я обнаружил прямо возле своей головы полную тарелку мягкой беловатой снеди. Я съел всё и двинулся дальше. Я шёл два дня, и во мне росло убеждение, что это путь по кругу, в никуда. Что коридор скользит, течёт мимо меня, словно чудовищная беговая дорожка. И что так будет всегда. Наконец я уткнулся в каменную стену и стал биться об неё в отчаянии. Она раскрылась и я выпал. В темноту.
Он надолго замолчал, и она не выдержала:
– И оказался тут?
Любопытство в ней побеждало неприязнь. Финн пожал плечами:
– Придя в себя, я обнаружил, что лежу в фургоне на куче зерна, по соседству со стаей крыс. Патруль Комитатусов подобрал меня во время очередной вылазки. Они могли сделать из меня раба или перерезать глотку. Сапиент отговорил их. Хотя Кейро считает, что это его заслуга.
Она горько усмехнулась.
– Ну, конечно! И ты никогда больше не пытался отыскать этот тоннель?
– Пытался. Но безуспешно.
– Но оставаться с этими… животными.
– Куда ещё я мог податься? А Кейро нужен был брат по обету. Тут одному не выжить. Он думал, что мои... видения… могут быть полезны. А может, он решил, что я ему подхожу – такой же безбашенный. Мы сделали порезы на руках, смешали кровь и вместе проползли под аркой из цепей. Так тут принято заключать священный союз. Теперь мы охраняем друг друга. И если один погибнет, другой отомстит за него. Эти узы нерушимы.
Она посмотрела вокруг:
– Я бы не выбрала себе такого брата, как он. А сапиент?
– Он убеждён, что проблески воспоминаний мне посылает Сапфик, чтобы помочь нам найти выход отсюда.
Она замолчала. Он осторожно продолжил:
– Теперь ты знаешь мою историю. Расскажи мне про метку на моей коже. Ты говорила про кристалл...
– Я была добра к тебе, – заговорила она сквозь зубы. – А в благодарность за это меня похитили, а потом чуть не убил головорез, который верит, что накапливает для себя чужие жизни. Жизни в серебряных кольцах!
– Не шути с этим, – встревожено сказал Финн. – Это опасно.
– Ты в это веришь?! – спросила она в изумлении.
– Это правда. Его отец жил двести лет…
– Полная чушь! – воскликнула она с презрением. – Его отец мог дожить до преклонных лет, да и то только потому, что ел лучшую еду и одевался в лучшие одежды, а все невзгоды оставлял своим тупым подданным. Таким, как ты! – Она посмотрела на него в упор. – Ты сыграл на моём сочувствии. Ты и сейчас играешь.
– Нет! Я рисковал, чтобы спасти тебе жизнь, ты же видела!
Маэстра покачала головой. Потом быстро схватила его за руку, и, прежде чем он смог отстраниться, задрала рукав его рубахи.
На грязном запястье виднелось несколько синяков, но никаких шрамов.
– Что стало с порезами?
– Зажили, – тихо сказал он.
С отвращением она опустила его рукав и отошла в сторону.
– А что станет со мной?
– Джорманрик отправит к твоим гонца. Потребует выкуп – столько ценных вещей, сколько ты весишь.
– А если они не заплатят?
– Конечно же, заплатят.
– А если нет? – она обернулась. – Что тогда?
Он грустно пожал плечами:
– Станешь рабыней. Будешь обрабатывать руду, делать оружие. Это опасно. Рабов очень плохо кормят и загоняют до смерти.
Она кивнула. Глядя в чёрную пустоту лестничного пролёта, вздохнула, и в холодном воздухе повисло облачко пара. Затем она сказала:
– Тогда мы заключим сделку. Я заставлю их принести кристалл, а ты отпустишь меня. Сегодня же ночью.
– Всё не так просто... – возразил он, чувствуя, как гулко бьётся сердце.
– Всё просто. Или ты не получишь от меня ничего, Финн Клеткорождённый. Ничего. Никогда.
Она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.