Он не мог разговаривать, не мог смеяться. Красноречивый взгляд в ответ на пару шутливых замечаний предостерегал остальных – он заметил, как Лисс толкнула локтем Амоза и удивлённо подняла брови. Финну было всё равно. Злость на самого себя мешалась со страхом и жгучей гордостью. Конечно, у остальных кишка тонка, никто из них не решился бы вот так лежать скованным, слушать гнетущую тишину и ждать, когда смерть пройдётся по тебе всей своей тяжестью.
Он снова представил колёса, нависающие прямо над его головой.
А ещё он злился из-за Маэстры.
Комитатусы не брали пленников. Это было одним из правил. Ладно, Кейро удалось уговорить. Но по возвращении в Берлогу придётся объясняться с самим Джорманриком, отчего всё внутри заранее холодело. Но Маэстра знала что-то о татуировке на его запястье, и Финн должен выяснить, что именно. У него просто может не быть другого шанса.
Он стал размышлять о том внезапном видении. Как и всегда, это было больно. Словно воспоминание – если это было воспоминание – сверкнуло и стало прорываться из кровоточащей глубины прошлого. Сложно было удержать его. Уже сейчас он не мог вспомнить бóльшую часть. Разве что торт на тарелочке, украшенный серебряными шариками. Глупо и бессмысленно. Ни грамма информации о том, кто он и откуда пришёл.
На краю шахты была лестница, ведущая вниз. Первыми по ней спустились разведчики, затем узники и боевики, несущие добычу и раненых. Финн шел последним, замечая про себя, как тут и там, сквозь когда-то гладкие, а теперь треснувшие стены пробивается чахлый чёрный папоротник. От него следовало бы избавиться, иначе Тюрьма почует, закупорит проход и поглотит тоннель целиком, как это случилось в прошлом году, когда, вернувшись из набега, комитатусы обнаружили, что от прежней Берлоги осталась лишь обширная белая ниша, разукрашенная непонятными красно-золотыми символами.
"Инкарцерон разминается", – мрачно пошутил Гильдас[2].
Тогда Финн впервые услышал, как Тюрьма смеется.
Он вздрогнул, припомнив самодовольный леденящий душу хохот, которому вторило эхо. Даже Джорманрик тогда заткнулся прямо на полуслове, на самом пике яростной ругани, а у самого Финна волосы на загривке встали дыбом. Тюрьма была живой. Она была безжалостной и беспринципной, и он находился внутри неё.
Он перепрыгнул последнюю ступеньку, ведущую в Берлогу. В огромном грязном зале по обыкновению толклись шумные обитатели, жар от множества ярких костров был непереносим. Пока народ занимался дележкой награбленного, урывая свой кусок, он проталкивался сквозь толпу прямиком к маленькой камере, которую делил с Кейро. Никто его не останавливал.
Оказавшись внутри, Финн захлопнул хлипкую дверь и уселся на кровать. В промёрзшей насквозь комнате воняло нестиранным бельём, зато было тихо. Финн осторожно прилёг.
Он вдохнул и выдохнул ужас, накативший всепоглощающей волной. Сердце билось так, что казалось – вот-вот не выдержит, остановится. По спине и лицу струился ледяной пот. До этого момента ему удавалось контролировать панику. Но сотрясающее его сердцебиение накатывало грохотом колес, он прижимал ладони к закрытым глазам и видел воочию, как металлические ободья нависают над ним, высекая из камня фонтаны искр.
Он мог погибнуть. Или, что ещё хуже, остаться калекой. С чего вдруг он вызвался сделать это? Почему он вынужден постоянно поддерживать эту их дурацкую репутацию?
– Финн?
Он открыл глаза.
Через секунду повернулся.
Рядом стоял Кейро.
– Давно ты тут? – хрипло спросил Финн, торопливо прочистив горло.
– Достаточно давно. – Брат по обету присел на край кровати. – Устал?
– Мягко сказано.
Кейро кивнул, потом добавил:
– За всё надо платить. Любой узник знает это. – Он глянул на дверь. – Ни один из них не отважился бы на то, что сделал ты.
– Я не узник.
– Теперь уже узник.
Финн сел и взъерошил свои грязные волосы.
– Ты бы смог.
– Я бы смог. – Кейро улыбнулся, – Но я вообще неординарная личность, Финн, я художник среди воров. Убийственно красив, исключительно безжалостен, абсолютно бесстрашен.
Он склонил голову набок, словно ожидая презрительной насмешки; не дождавшись, расхохотался и снял чёрный плащ, потом жилетку. Расстегнув перевязь, сбросил ружьё и меч, затем, порывшись в куче одежды, добыл оттуда красную рубаху, пышно отороченную чёрным кружевом.
Финн промолвил:
– В следующий раз пойдешь ты.
– Разве я хоть раз отказывался от своей очереди, брат? Мы должны вбить комитатусам в их пустые головы, что наш авторитет незыблем. Кейро и Финн. Бесстрашные. Лучшие.
Он умылся из кувшина. Финн устало наблюдал за ним. У Кейро была нежная кожа, гибкие мышцы. Среди всего этого паноптикума искалеченных и голодных оборванцев, изъеденных оспой нищих и полулюдей брат был истинным совершенством. Он прикладывал к этому огромные усилия. И вот теперь, надев красную рубаху, Кейро воткнул в роскошную гриву украденную безделушку и внимательно стал рассматривать себя в осколке зеркала. Не оборачиваясь, он произнёс:
– Тебя хочет видеть Джорманрик.
Финн ожидал этого. И все равно похолодел.
– Прямо сейчас?
– Прямо сейчас. Тебе бы умыться.
Умываться не хотелось. Но пришлось плеснуть в лицо свежей водой и стереть с рук грязь и масло.
– Я поддержу тебя по поводу женщины. Но с одним условием, – сказал Кейро.
Финн помедлив, спросил:
– Что за условие?
– Ты расскажешь мне, ради чего на самом деле всё это затеял.
– Да ничего такого…
Кейро швырнул в него полотенцем.
– Финн, Видящий Звёзды не торгует женщинами и детьми! Амоз – да. Кто угодно! Но не ты.
Финн поднял взгляд. Кейро пристально смотрел на него.
– А может, я становлюсь таким, как все вы?!
Он утёр лицо замусоленным лоскутом, потом, не утруждая себя переодеванием, направился к двери. Голос Кейро настиг его на полпути.
– Ты думаешь, ей про тебя что-то известно.
Финн уныло посмотрел на него.
– Иногда мне хочется, чтобы мою спину прикрывал кто-то менее проницательный. Ладно. Да. Она кое-что сказала... что может быть... я кое о чём должен её порасспросить. Мне нужно, чтобы она осталась в живых.
Кейро прошёл мимо него к двери.
– Тогда не высовывайся там, иначе он прикончит её прямо у тебя на глазах. И разговоры предоставь мне.
Проверил, не подслушивает ли кто снаружи и глянул через плечо.
– Сделай суровое лицо и помалкивай, брат. Это у тебя получается лучше всего.
***
У входа в камеру Джорманрика по обыкновению стояла охрана, но широченная улыбка Кейро заставила ближайшего телохранителя отступить. Следуя за братом, Финн чуть не задохнулся от знакомого сладковатого запаха кетта, ядовитые пары которого тяжело висели в воздухе. В горле запершило, и Финн сглотнул, стараясь дышать неглубоко.
Кейро продвигался вперёд, расталкивая локтями стоящих парами братьев по обету. Яркий его наряд отчётливо выделялся на фоне серой толпы, и Финну оставалось лишь покорно следовать за братом.
Большинство тут составляли полулюди – с металлические клешнями вместо рук или пластмассовыми заплатками вместо кожи. Один – с сапфировым искусственным глазом, очень похожим на настоящий, но совершенно незрячим. Ничтожнейшие из ничтожных, порабощённые и презираемые «полноценными». Люди, восстановленные Тюрьмой – иногда очень жестоко, иногда издёвки ради. Сгорбленный карлик с копной проволочных волос не успел вовремя увернуться, и Кейро сбил его одним ударом.
Кейро испытывал необъяснимую ненависть к полулюдям. Он никогда не разговаривал с ними, казалось, едва замечал их присутствие, как не замечал стай бродячих собак, наводнявших Берлогу. Словно, подумал Финн, само их существование оскорбляло совершенную красоту Кейро.
Толпа расступилась, и они оказались среди боевиков. Комитатусы Джорманрика представляли собой пёструю и никчёмную армию, бесстрашную только в их собственном воображении. Большой и Маленький Арко; Амоз и его близнец Зома; хрупкая Лисс, становящаяся бешеной в драке; её сестра по обету Рамилля, не произнёсшая за всю жизнь ни слова. Толпа из старых уголовников, наглых хвастливых юнцов, ушлых головорезов и нескольких женщин, знающих толк в ядах. И наконец, окружённый мускулистыми телохранителями, главарь собственной персоной – Джорманрик.
2
Этот персонаж назван так явно неслучайно. Известен Гильдас Сапиенс (Мудрый) (ок. 500 — 570 гг. н.э.), святой, первый британский историк, монах. Сведения о жизни Гильдаса крайне скудны. Родился в Ареклуте (в Стретклайд на юге Шотландии), но был вынужден бежать в Уэльс, где обзавелся семьей, а после смерти жены стал учеником бретонского миссионера в Уэльсе св. Иллтида (ум. 535). Некоторое время провел в Ирландии и около 520 совершил паломничество в Рим. По дороге обратно основал монастырь в Руа. В 527 вернулся в Уэльс и около 565 еще раз посетил Ирландию и Руа, где умер в 570. Перу Гильдаса принадлежит знаменитое сочинение «О разорении и завоевании Британии», написанное в период между 516—47. Книга Гильдаса является первой историей кельтов Британских островов и охватывает период от прихода римлян до времени составления хроники автором.