Все произошло за считанные мгновения. Они бросились к Далласу; двери «БМВ» распахнулись, и оттуда горохом посыпались крепкие молодые ребята с модными стрижками. Даллас большим пальцем взвел курок револьвера.
– Стоять, сука! – благим матом заорал он, наводя «Смит-и-Вессон» на своего обидчика. – Завалю, как колхозного хряка!
Водитель «БМВ» не стал стоять, как ему было велено. Вместо этого он от души врезал ногой по сжимавшей револьвер руке, и тяжелый никелированный «смитти», дребезжа, запрыгал по асфальту. Одновременно с этим в руке у водителя возник большой тускло-черный пистолет, который тот немедленно приставил ко лбу Далласа.
На стоянке началась кутерьма. Косолапый одним точным ударом опрокинул своего противника и принялся пинать его ногами, выбивая дерьмо. Кастет, напротив, не успел увернуться, схлопотал в ухо, потом под ложечку, сложился пополам и упал на колени; длинный Шпала, несмотря на утонченное воспитание, довольно профессионально валял сразу двоих, не давая им простоять на ногах больше секунды. Один только Туча не принимал участия в увеселении: опустив руки, он неподвижно торчал посреди превратившейся в поле боя стоянки и заворожено смотрел на лежавший в полуметре от его ног револьвер.
– Ну что, козел?! – кричал водитель «БМВ», тыча пистолетом в Далласа, который, напротив, больше не кричал и вообще не рыпался, а только смотрел круглыми глазами в круглую же дырку пистолетного дула. Вся морда у него была в красных разводах, левый глаз заплыл, а окровавленные, распухшие губы смахивали на пару оладий с вишневым вареньем. – Что, мешок с дерьмом?! Что ты хочешь, а?! Тебе проблемы нужны? Ну, так ты их нашел. Что с тобой сделать, животное, – ноги прострелить? Или яйца?
Кастета уже били ногами. Он перестал сопротивляться, закрыл руками голову и подтянул колени к животу, вздрагивая от каждого удара. Шпала тоже где-то ошибся, и его балет кончился – его лупили с двух сторон, как боксерскую грушу, он шатался под градом ударов и явно выбирал местечко почище, чтобы прилечь. Из всего этого следовал неутешительный вывод, что оппоненты им попались бывалые и резкие – из тех, что сначала бьют, а уж потом разбираются, кто прав, кто виноват.
– Туча, какого хрена стал?! – прохрипел из-под скрещенных локтей Кастет. – Мочи их, уродов! Туча-а-а!!!
Туча наклонился и подобрал револьвер, дивясь тому, какой он тяжелый, удобный и весь какой-то целесообразный. Эта штуковина как будто знала, для чего она предназначена, и была горда своим предназначением. Так и подмывало пустить ее в дело; строго говоря, иного выхода у Тучи просто не было, поскольку богатырским телосложением и умением ломать челюсти он не отличался с детства.
Он выпрямился, держа револьвер обеими руками, и закричал:
– А ну, кончай базар! Буду стрелять!
На него никто не обратил внимания, и тогда он выстрелил. Первоначально Туча хотел пальнуть в воздух, но в голову ему некстати пришла мысль о том, что патронов в барабане всего шесть штук – дорогих, эксклюзивных револьверных патронов сорок пятого калибра, каких в наших широтах днем с огнем не сыщешь. Понапрасну дырявить этими уникальными штуковинами небо было как-то жалко, и Туча, опустив ствол, выпалил по черному «БМВ».
Грохнуло так, что у него заложило уши. Револьвер тяжело подпрыгнул у Тучи в руке и больно ударил в ладонь, едва не вывихнув большой палец. Заднее стекло «БМВ» помутнело, покрывшись сеткой мелких трещин, помедлило немного, словно раздумывая, не постоять ли еще немного, а потом неторопливо, как в замедленной съемке, осыпалось вовнутрь водопадом крошечных осколков.
На мгновение весь мир замер, как на фотографии; все лица одновременно повернулись к Туче с одинаковым выражением тупого изумления. Потом фотография кончилась, и началось кино.
– Ты что делаешь, падло?! – яростно закричал водитель «БМВ», оставляя в покое измордованного Далласа. – Брось шпалер, гнида! Ну, живо! Завалю!
Его вытянутая во всю длину рука с зажатым в ней пистолетом описывала плавную дугу, наводя ствол на Тучу. Это стремительное, отточенное долгой практикой движение напоминало бросок кобры. Оно было совсем коротким, но Туче показалось, что это продолжается целую вечность. Он успел понять, что в конце дуги пистолет нацелится ему прямо в лоб, успел испугаться надвигающейся нелепой, бессмысленной гибели и успел даже сделать то единственное, что еще было в его силах: конвульсивным движением сместил ствол револьвера влево и спустил курок, будучи на сто процентов уверен, что промазал и что ответный выстрел сейчас вышибет ему мозги.