— С чего ты взял? — глядя в сторону, спросила она.
Юрий пожал плечами.
— Посмотри на себя, — сказал он. — Ты даже побледнела… Я тебе не муж, ты мне не жена. Может быть, я не прав, но мне кажется, что именно поэтому нет никакой необходимости лгать и притворяться. Я же вижу, что-то происходит. Либо ты уже начинаешь жалеть, что порвала с ним, либо он не оставляет тебя в покое. Ты ведь даже свой мобильный отключила, хотя еще неделю назад не могла понять, как без него можно жить.
Ника горько усмехнулась.
— А от тебя ничего не скроешь, — сказала она с оттенком удивления. — Никогда бы не подумала. Не обижайся, но со стороны ты не выглядишь тонким психологом…
— Подозреваю, что я вообще не гожусь в психологи, — поддакнул Юрий, — ни в тонкие, ни в толстые… Просто я живу один и, когда рядом появляется еще кто-то, поневоле начинаю многое замечать. Ну просто потому, что все время смотрю на этого кого-то, понимаешь? Если бы ты была пузатым дядькой пятидесяти восьми лет, с волосатой грудью и этим, как его… метеоризмом, тогда, наверное, мое внимание к тебе было бы не таким пристальным. Впрочем, пузатого дядьку с метеоризмом я бы просто к себе не пустил. Еще чего не хватало!
Ника не приняла шутки.
— Он звонил два или три раза, — сказала она, комкая в руках подол рубашки и глядя в угол. — Это было ужасно. Он… словом, он словно оглох. Не слышит меня, не понимает, о чем я говорю… Короче говоря, дома у меня аппарат с определителем номера, и я просто заблокировала его звонки. Тогда он стал звонить из таксофонов, с мобильного, с работы… Я отключила свой мобильник и переехала к тебе. А вчера я зашла домой — ну, проверить почту, полить цветы и все такое — и нашла в почтовом ящике бандероль.
Юрий вылез из-под одеяла и стал натягивать штаны — не потому, что собрался куда-то идти, а просто потому, что слушать Нику, сидя голышом в кровати, было как-то неловко и даже неуместно, как будто в квартире незримо присутствовал кто-то третий, посторонний и недоброжелательно настроенный.
— В бандероли была рукопись, — продолжала Ника. Юрий удивленно поднял брови. — Да-да, рукопись, — кивая головой и жадно затягиваясь сигаретой, повторила Ника. — Раньше он никогда не давал мне читать свои рассказы, сколько я ни упрашивала, а теперь сам прислал. По почте, как в журнал… Собственно, это была не рукопись, а компьютерная распечатка, он работает за компьютером, я сама когда-то подарила ему этот ноутбук… Там был рассказ. Страшный. По-моему, он написал его о нас. Герой — мужчина, которого предала любимая. Муки ревности и все такое… — Она покрутила в воздухе ладонью с зажатой между пальцами сигаретой. — Он решает отомстить и… Нет, не могу. Даже говорить об этом не могу. Это ужасно. Написано так, как будто он это видел… Как будто он это уже сделал! Сам сделал, понимаешь? Или…
— Или собирается сделать, — закончил за нее Юрий.
— Это ужасно, — повторила Ника.
— Ну-ну, — сказал Юрий, мягко обняв ее за плечи. — Забудь. Надо же, какой подонок! Забудь, забудь. Вот послушай, что я тебе скажу.
Он обошел ее, присел перед ней на корточки и снизу заглянул в лицо. Лицо у Ники было бледное, в глазах дрожали слезы.
— Слушай меня внимательно, — заговорил Юрий, ловя глазами ее ускользающий взгляд. — Я видел много разных людей. Многие из тех, кого я видел, могли называться людьми только с очень большой натяжкой. Я встречался с убийцами и с теми, кто сам не убивал, а только отдавал приказы. Я сам… ну, ты понимаешь. Так вот, поверь мне, убить человека далеко не так просто, как это показывают в некоторых фильмах и описывают в книгах. Это можно сделать сгоряча. Твой Саша, например, мог бы проломить мне голову кирпичом, если бы ты не предупредила меня своим криком. Я бы умер от черепно-мозговой травмы, а он бы потом до конца жизни пытался понять, что, черт возьми, на него нашло и как он оказался на такое способен. А чтобы убить человека хладнокровно, заранее все спланировав, это надо уметь. Этот твой литератор похож на китайскую петарду — много шума, дыма, искр, а в результате — пшик. Вонь одна, вот и весь результат… Может быть, сочиняя свой рассказ, он и подумывал о том, чтобы воплотить его в жизнь, но я уверен, что он перегорел раньше, чем поставил точку. Все, на что его хватило, это отправить тебе бандероль, чтобы хоть так отвести душу, заставить тебя понервничать. Морду ему намять за эту выходку, конечно, стоило бы, но ты, пожалуй, права — не надо его трогать, сам успокоится. А то, чего доброго, и впрямь озвереет до полной потери инстинкта самосохранения, и придется ему в самом деле что-нибудь сломать. Да, ты действительно права. Уедем на недельку из города, он и успокоится. Хорошо бы, чтобы кто-нибудь напечатал этот его рассказ, он бы тогда и вовсе о тебе позабыл. Ну, то есть не позабыл бы, конечно, но решил бы, что не стоит рисковать своей писательской карьерой ради какой-то там мести… Рассказ-то хоть хороший?