– Таня, Рашида застрелил я. Он там малолетку насиловал, а я крик услышал.
Несколько долгих секунд она непонимающе смотрела на него, потом выронила рубашку, отступила в коридор и неожиданно ударилась затылком о бетон. Промычала что-то нечеловеческим голосом. Открыла глаза.
– Зачем? Ну заче-ем?
Юрий склонился к ней, обнял – и отшатнулся: в ее взгляде не осталось ни капли того тепла, что согревало обоих еще несколько часов назад.
– Юрий, Юрий... – в ее словах слышалась невыносимая боль повзрослевшей девчонки, которой посулили и тут же отобрали у нее крупицу счастья. – Как же мы теперь?
Филатов проснулся совершенно разбитым, тусклый рассвет едва пробивался сквозь плотные занавески. Накрапывал дождь. Мягко горела настольная лампа, Татьяна сидела в кресле у журнального столика и, уперев локти в колени, положив голову на сомкнутые кулаки, смотрела в пустоту. Спать она, видно по всему, не ложилась. Часы на стене показывали шесть утра.
Несколько минут он лежал с открытыми глазами, не шевелясь, стремясь запомнить неподвижный профиль девушки. Татьяна сидела в каком-то оцепенении. И тут Филатов вспомнил далекое детство, когда он, провалившись под лед и только чудом спасшись, жестоко простудился и после ночного кризиса, забывшись под утро на несколько часов, проснулся, и вот точно так же лежал в тени и смотрел на мать, дежурившую всю ночь у его постели.
– Таня... – еле слышно позвал Юрий.
Та вздрогнула, посмотрела на него непонимающе и подошла к постели.
– Юрочка... – сказала глухо. – Родной мой...
Она не прикоснулась к нему больше ни разу. И он не делал попыток обнять ее. Юрий лежал в постели совсем голый – видно, Таня на ночь чем-то растерла его одеревеневшее тело. Это и была ее последняя ласка. Молча она положила на кровать постиранное и высушенное белье.
– Твою рубашку я порезала на куски и ночью сожгла на пустыре. Она была вся в крови. Не бойся, она сгорела, я ее ацетоном полила.
– Мне бояться нечего – завтра милиция, да и мафия будут знать, кто его убил. Пистолет-то тот же самый...
– Юра, в Екатеринбурге есть близкая подруга моей покойной матери. Она замужем за работником областного ФСБ, он ее старше намного и любит безумно. Мужик в чинах, на самого Путина вроде выход имеет.
– Да чем он мне поможет, этот эфэсбэшник?
– Хотя бы разобраться во всем. А может, и спрячет тебя...
– Нет, Таня, не спрячет. Знаю я их.
– Что же ты будешь делать?
– Пробираться в Питер. Есть там у меня кое-кто... Постараюсь документы сделать и лягу на дно. Может, в Ташкент поеду.
– А почему не сразу?
– Через полстраны, за границу, без документов? Далеко не уеду, а в Питер можно и на перекладных добраться.
Татьяна села в кресло, обхватила колени.
– Пора, Юрий.
Он натянул трусы, майку, Таня встала, подошла к шкафу и открыла его. Филатов стал перебирать рубашки. И вдруг, держа одну из них, синюю с вышитым узором, удивленно повернулся к Тане.
– Да, Юра, это та, что ты тогда в Сибири оставил. Я сохранила.
Глава 5
В тот момент криминальный авторитет Фома, он же депутат Госдумы Константин Валентинович Фомин, очень удивился, если бы узнал, что Кайзер, он же генерал ФСБ Вилор Федорович Логвиненко, не имел к краже вагона с золотом никакого отношения.
Сложилось так, что именно эти двое формировали основную часть криминального рынка золота в Москве. Конечно, они не могли отследить все килограммы и даже десятки килограммов желтого металла, украденные «единоличниками» с приисков и обогатительных комбинатов. Да это им было и не нужно. Милицейские сводки, по которым частенько проходили курьеры, перевозящие незначительные партии, только отвлекали внимание от тех тонн золота, которые ежегодно проходили через их руки.
Сейчас каждого из них передергивало при одном воспоминании о том, что когда-то, еще в студенческие годы, они были друзьями. И хотя Логвиненко учился на факультете журналистики МГУ, а Фомин готовился стать экономистом, их объединяло одно сильное, всепоглощающее чувство: они любили подчинять себе других людей. И, едва познакомившись на студенческих посиделках в общежитии МГУ, поняли, что они – одного поля ягода. Правда, дружба эта продлилась только до того момента, пока сферы их интересов не пересеклись.
Двадцать лет назад, с началом перестройки, они оба напоминали охотничьих собак, почуявших дичь. Сделавший блестящую карьеру в Управлении по надзору за экономическими преступлениями молодой подполковник КГБ Логвиненко и ответственный работник Госплана Фомин быстро унюхали, что несет «свежий ветер перемен». И решили не упустить открывшихся возможностей.