Не так, как она.
Может быть, он никогда и не хотел, а она переделала это в нечто другое в своем воображении.
— Ты, — выдыхает он, — загоняешь меня в угол.
— Это не… — она качает головой, и боль, должно быть, отражается в ее глазах, потому что выражение его лица слегка расслабляется. — Я не поэтому хотела поговорить с тобой.
— Тогда зачем, Грейнджер? — тянет он. — Чтобы рассказать мне, как я обманул тебя и позволил поверить, что я больше, чем я есть? Потому что, напоминаю тебе, никто из нас не хотел знать личности друг друга. Мы оба согласились на анонимность.
Его слова, и она не может не поморщиться.
— Я обратилась к тебе не за этим, — она вздыхает, — но очевидно, что я ошибалась, думая, что между нами вообще что-то есть, — она делает глоток виски, который горечью оседает у нее на языке. — Наслаждайся вечеринкой, Малфой.
И больнее всего то, что когда она поворачивается, чтобы уйти, он не пытается ее остановить.
***
Проходят часы, вечер, которого она так ждала, превращается в то, что она не может дождаться момента, чтобы уйти. Она проводит время с Гарри и Невиллом, играя в веселье, которого не чувствует, и теперь, когда ночь близится к рассвету, она выскальзывает из зала на свежий воздух.
Ночь еще темная, но уже достаточно поздно, и наступление утра — лишь вопрос времени.
Она перестала пить несколько часов назад, и предвкушение, которое она копила неделями, улетучилось, оставив ее без сил.
Теперь ей хочется пойти домой и поспать, но она еще не готова встретить тишину своей квартиры в одиночестве. Холодные воспоминания, которые больше никогда не согреют ее.
Кто-то усаживается на свободное место на ступеньке рядом с ней, плечо задевает ее плечо, и она поворачивается, чтобы увидеть Гарри, Невилла или Тео… и замирает.
Рядом с ней оказывается Малфой, с уже растрепанными светлыми волосами, и, не говоря ни слова, протягивает ей огромную керамическую кружку с чаем. Он отпивает из своей кружки, и в течение долгого мгновения никто из них ничего не говорит.
Гермиона делает глоток, тепло чая прокладывает себе путь сквозь нее и борется с прохладой ночного воздуха. Она чувствует только пульс, бьющийся за ушами.
— Тео только что наорал на меня, — наконец говорит Малфой, опираясь одной рукой на высокую ступеньку, чтобы посмотреть на небо. — Что-то о том, что тебе не терпится увидеть меня сегодня вечером. Не могу представить, с чего бы это.
— Нет, — размышляет она, — я тоже не знаю, почему.
Он вздыхает.
— Послушай, Грейнджер…
— Не надо, — вздыхает и она, прерывая его. — Я действительно не хочу больше с тобой разговаривать.
— Хорошо, — говорит он, и они снова погружаются в напряженное, удушливое молчание. Она наполовину ожидает, что он уйдет, когда он сдвигается, его плечо касается ее плеча, но он лишь делает еще один глоток чая.
— Я буду говорить, а ты слушай.
Ее глаза мечутся в его сторону, но лишь на мгновение. Но она так устала, и последнее, что ей нужно, это выслушать еще одну причину, почему она ему не нужна.
— Когда ты мне написала, — тихо говорит он, — я подумал, что это ерунда. Черт, когда я получил результаты теста, я не думал, что это возможно. Блейз заставил меня пройти этот гребаный тест, и я не думал, что из этого что-то выйдет. А потом, когда ты захотела сохранить все в непринужденной и анонимной обстановке…
Он морщится, делая большой глоток чая, словно это ликер. Как будто ему хочется, чтобы вместо горячего напитка оказался алкоголь.
— Ты пошел на это, — отвечает она, словно бросая вызов ему в лицо, — потому что тебе не нужно было разбираться с последствиями.
— Да.
Между ними повисает тишина, и Гермиона выдыхает, чувствуя глубокую усталость внутри. — Тебе не нужно ничего объяснять. Ты сказал все, что нужно, раньше, — она опускается на ступеньку, наклоняясь вперед. — Я все равно собираюсь уходить.
Его рука обвивается вокруг ее запястья, нежно, но уверенно. Он мгновенно убирает руку, но этого достаточно, чтобы остановить ее отступление.
— Пожалуйста, — мягко говорит он, — не уходи пока.
Гермиона молча потягивает чай, ожидая, что он скажет еще что-нибудь. Она уже достаточно оголила себя, пытаясь поговорить с ним, и если он здесь только для того, чтобы в очередной раз подвести ее — она не хочет этого слышать. Не уверена, что сможет выдержать его отказ в третий раз.
— Чего я не ожидал, — говорит он, — так это того, что рядом с тобой я почувствовал, что могу быть самим собой. Впервые за много лет мне было не важно, кто я. Ты не осуждала меня за мое прошлое, мою фамилию, мои хранилища, — он снова замолкает, его рука прижимается к ее руке, но он не смотрит на нее. — Когда я узнал, кто ты, я понял, что все, на что я начал надеяться, недостижимо.
— Потому что ты думал, что я не способна измениться? — сухо спрашивает она. — Или принять то, что другие тоже могут измениться?
— Потому что я знал, что ты заслуживаешь гораздо большего.
Гермиона не отвечает, пристально глядя на ночное небо.
— Ты считал, что это нормально — принимать решения за нас обоих.
Он пожимает плечами.
— Может быть. Но это тоже не имело значения, потому что ты открыто говорила, что не ищешь отношений. Так что неважно, что я думал или чего мог желать, когда узнал тебя получше, я с самого начала знал, что этого никогда не произойдет.
— Может быть, я поняла, что это не так, — тихо говорит она. — Не после того, как я узнала тебя и поняла, что с кем-то другим рядом все не так уж и сложно.
Малфой вздыхает, допивая остатки чая.
— Я ничего от этого не жду. И я знаю, что упустил все шансы, которые у меня могли быть, уже много раз. Я просто подумал, что ты должна знать правду, — он поднимается со своего места рядом с ней, и потеря его тепла — это больше, чем она может вынести. — Мне было очень весело с тобой, Грейнджер.
— Мне тоже, — вздохнула она, крепко сжимая в обеих руках свой чай. — Малфой?
Он останавливается, поворачиваясь к ней лицом.
— Что?
— Значит, это действительно так? — спрашивает она, слова мягко и отрывисто слетают с ее губ. — Вся эта совместимость — пустой звук.
Его лицо пересекает кривая, беззлобная улыбка.
— Я тебе не нужен, Грейнджер. Совсем. От меня больше проблем, чем пользы.
И она не знает, стоило ли все это того, ведь сейчас она чувствует себя разбитой вдребезги. Как будто ее пронесло слишком сильным порывом ветром, и обрывки ее самой разлетелись во все стороны.
— Может быть, — говорит Гермиона. — Но, возможно, я подумала, что ты стоишь этих проблем.
Поднявшись со ступеньки вслед за ним, она ждет, пока он еще мгновение он смотрит на нее, каждая частичка ее тела напрягается от его взгляда. Но потом он моргает, отводит взгляд, и на его лице появляется что-то похожее на настоящее тепло.
— Кстати, ты прекрасно выглядишь сегодня, — говорит он. — Я должен был начать с этого.
— Спасибо, — шепчет она, сохраняя безопасную дистанцию между ними, чтобы не сделать что-нибудь постыдное, например, не броситься в его объятия. — Ты и сам прекрасно выглядишь. Ты хорошо выглядишь каждый раз, когда я тебя вижу.
Малфой смягчается, его плечи опускаются, и он слегка качает головой, будто в недоверии. Только тогда, глядя на него так же пристально, Гермиона понимает, что он выглядит таким же усталым, как и она. Она видит, как тяжелеют его веки. Как его горло сжимается при глотании. Как меняется его лицо, когда он сжимает челюсти.
— Я понимаю, — вздыхает она, — почему ты считаешь, что тебя недостаточно. И я думаю, что это то, чему ты научился за многие годы — как и все мы. Но я увидела ту твою сторону, которая не чувствовала этого давления — которая была достаточно уверена в себе, чтобы быть собой с незнакомым человеком — и пусть я сойду с ума, но он мне действительно понравился.