Смальцево оказалось больше похоже на железнодорожную станцию, и то заброшенную. Единственно, что как-то оживляло картину, — по железной дороге взад-вперед носилась кучка чумазых пацаненков. А так — разруха была полная. Турецкий с Денисом пересекли ржавый железнодорожный переезд — сомнительно, чтобы здесь ходили поезда. Дети перестали бегать по путям, собрались на соседнем дворе и наблюдали за ними. Денис посмотрел на них, нахмурился.
— Не знаю, — сказал он. — Что-то это ни на что не похоже… Разве может она тут жить? Такая столичная тетка, рафинированная…
Дети услышали его слова и тоже насупились.
— Ничего, скоро узнаем, — пообещал Турецкий, — тут не нужно много времени. Она же переводчик, творческий человек, может, ей тут работается хорошо…
По пустырю, заваленному керосиновыми баками и консервными банками, они пробирались к ветхой веранде. Перед спущенными жалюзи на ближнем окне колыхалась прозрачная клеенка.
— Кажется, нам сюда, — сказал Денис, кивая на жалюзи.
Они осторожно поднялись по ступенькам. Турецкий отвернул назад закатанные рукава пиджака и постучался. Ответа не было.
— Ну вот, — уныло прокомментировал Денис. — Вы все надеетесь, что она тут живет?
— Это твоя информация, — напомнил Турецкий. — И потом, кто-то там есть. — Он приник ухом к двери. — Я уверен.
Он снова постучал, и они уловили шуршание платья и легкие шаги за дверью.
— Отойди за угол, — сказал Турецкий, — дашь мне знать, если это она.
Дверь отворилась, и из нее выглянула высокая стройная женщина, на вид лет тридцати пяти. Турецкому показалось, что за долю минуты, пока открывалась дверь, женщина преобразилась, спрятав лицо под маской тупости и скудоумия, — ее глаза как будто помутнели, подбородок отвис, черты расплылись. Когда дверь только отошла от косяка и женщина кинула на них первый взгляд, он заметил, что ее светлые глаза сверкнули злостью и умом. Теперь же она стояла на пороге, бессмысленно мигая.
— Здесь Земляникины живут, — бодро и утвердительно сказал Турецкий. — Мы насчет досрочных выборов губернатора Московской области… так вы Земляникина? Будете голосовать?
— Нет, — сказала она.
— Что — нет?
— Не Земляникина.
— А они дома?
— Нету никого. — Еще немного подумала и повторила боле уверенно: — Никого нету.
— Как вы думаете, когда мы сможем кого-нибудь застать?
.— Не скажу вам, — ответила женщина. — Не знаю.
— Но она же здесь проживает?
— Скорее нет, чем да.
Турецкий пытался уловить, что показывает Денис, но, как назло, встававшее с той стороны солнце слепило глаза.
— Чертовщина какая-то, — бормотал Турецкий. — У меня все указано совершенно точно… — Он положил на согнутое колено папку и стал в ней нервно рыться. — У меня есть карта. У меня должна быть карта. Ее выдают вместе с маршрутом… Где же она?
Женщина вздохнула:
— Ладно, давайте, где там у вас расписаться? Я их домработница, за порядком тут смотрю.
— Чем докажете? — грубовато спросил Турецкий. — Только что же говорили, будто ничего такого не знаете?
— Сейчас. — Женщина пошла внутрь дома, очевидно за документами. А может, за пистолетом, подумал Турецкий, когда подбежавший Денис кивнул: «Она!»
Бондарева отсутствовала пару минут. За это время Турецкий успел проникнуть в дом, оставив Дениса разбираться с «домработницей». Взлетел на чердак, потом обследовал комнаты. Никого тут больше не было. А впрочем… В деревенских домах часто бывают знатные погреба. Когда он отодвигал стол на кухне, а потом половичок, с порога раздались крики:
— А где этот второй… Ах вы, мерзавцы!
Турецкий крикнул:
— Денис, придержи ее пока!
— Стараюсь… — пропыхтел Денис. — Царапается, стерва…
И тут же снизу, из подвала, застучали.
— Кто там? — спросил Турецкий.
— Откройте, пожалуйста, тут крыса! — раздался девичий голос.
— Женя?
— Да… А вы кто?
Турецкий открыл погреб, посветил фонариком — вниз вела двухметровая лесенка, возле которой стояла девушка-подросток. Он помог ей выбраться. Это была действительно она — похудела, побледнела, глаза стали еще больше, но в остальном как будто цела.
— Турецкий?! — сказала Женя безо всякого восхищения. — Долго же я вас ждала.
Александр Борисович немного растерялся.
— Не укусила тебя крыса? — сказал он.
— С чего это вдруг?
— Ну ты же только что кричала про нее.
— Я кричала, потому что ей надо дать что-то поесть. Там, в погребе, совершенно пусто.
— Ах вот оно что…