Целью национал-социалистической политики в области народонаселения было провоцирование демографического взрыва со строгим учетом расовых норм. Приемлемым считалось любое средство, если только оно вело к успеху. В результате внебрачные дети, еще недавно бывшие сугубо частным вопросом, превратились в объект государственных интересов. А еще недавно (до 1933 года) общественность и власти стыдливо обходили эту проблему стороной. Разумеется, некоторая поддержка внебрачных детей существовала еще до прихода к власти нацистов. Однако только после 1933 года в условиях нагнетания паники относительно падения рождаемости внебрачные дети стали инструментом для решения важнейшей задачи. Сам Гитлер никогда публично не высказывался о внебрачных детях и матерях-одиночках. Он лишь подчеркивал, что материнство есть единственное и самое главное предназначение женщины. Лишь узкий круг людей, являвшихся участниками так называемых «застольных бесед фюрера», могли знать о действительных взглядах Гитлера на «внебрачный вопрос».
Измерения расовых показателей у немецких подростков
Он видел в сокращении рождаемости едва ли не самую серьезную угрозу для своих далекоидущих планов. Однажды, рассуждая про Тридцати летнюю войну, Гитлер подчеркнул, что именно «благодаря незаконнорожденным детям нация взлетела вновь на прежние высоты». В язвительной манере фюрер продолжал: «И пока нам недостает двух миллионов человек, было бы лучше, чтобы незамужняя девушка имела ребенка, а не чахла, как старая дева». Эту мысль Гитлер дополнял странными доводами о неизбежности материнства. Природа, мол, хочет, чтобы женщина получала ребенка. «В противном случае она будет истеричкой или заболеет». Гитлер возмущенно повествовал о «лживой морали верхушки, насчитывавшей каких-то десять тысяч человек». Дескать, прусский принц, который содержал десяток любовниц за счет своего происхождения, рассматривался этими «моральными лицемерами» как благородный человек, в то время как простой мужчина, который сочетался браком с девушкой, ждавшей от него ребенка, осыпался упреками с ног до головы. Следствием этой лживой и двуличной общественной установки нередко становились аборты и последующая бездетность немецких женщин. При этом «природа одарила бы любовью обоих — женщину и ее дитя». Поэтому для Гитлера штамп о браке не имел никакого значения. Проявлением истинно здоровой модели как раз было бы, напротив, заключение брака с беременной девушкой, так как она уже доказала свое плодородие.
Фюрер возносил хвальбы воспитательным домам прошлого, которые тайно принимали внебрачных детей, отвергнутых обществом. «Моральное лицемерие XIX века вынудило закрыть эти в высшей мере полезные средневековые заведения». В этих словах читалось невысказанное желание иметь нечто похожее. Подобные учреждения современности должны были пользоваться признанием, а не прятаться от глаз общественности, как на деле происходило с «Источником жизни». Стоит подчеркнуть, что детали проекта, нарисованного Гитлером, едва ли не в деталях совпадали с представлениями Гиммлера. Рейхсфюрер СС годом раньше подробно распространялся о естественно-природном предназначении женщины быть матерью, и об опасной для здоровья истеричности бездетных женщин, и о двойной общественной морали, которая вынуждала беременных девушек, не состоящих в браке, делать аборты. Казалось, будто бы сам рейхсфюрер СС навязал Гитлеру свои представления о «внебрачном вопросе». В пользу этой версии говорил хотя бы тот факт, что каждый раз, когда Гитлер поднимал эту тему, неизменным участником «застольных бесед» был не кто иной, как Генрих Гиммлер.
Многодетные семьи должны были спасти Германию от «вымирания»