— У нас нет главного, мы просто… ухаживаем за маткой и заботимся. Хочешь, научим тебя всему? — наконец разродился один.
Он был темноволосым, мускулистым и высоким, с резкими чертами лица, как у всех имперцев. И говорил с имперским акцентом, но без этой их обычной агрессивно-лающей интонации.
Остальные люди закивали, нерешительно улыбаясь и пятясь. Даррел тоже изобразил самую любезную улыбку и обнял имперца за плечи:
— Конечно, покажи мне все, дружище.
Имперец слегка вздрогнул, но не отстранился. И этот жест стоил тысячи слов: ведь легендарно злобные имперцы терпеть не могли прикосновений и более всего ценили свое личное пространство. Он был изменен симбионтом, как и все здешние рабы, точнее, гормонами симбионта. А может быть, симбионт пустил в них и свои… метастазы?
Даррел на мгновение почувствовал себя в Центре продолжения рода, среди стайки маток. Только теперь ему самому предстояло стать одним из них. Если не удастся сбежать.
Имперец, которого звали Карсторс, показал ему, как заботиться о симбионте: его надо было протирать мягкими губками и смазывать слизью из бассейна.
— А кормят когда? — спросил Даррел.
— Матка кормит, когда захочешь, — сказал Карсторс и с дегенеративной нежностью погладил симбиотическую ложноножку.
На ложноножке выступила капля чего-то белого, и Карстос засунул ее кончик себе в рот и слегка пососал: “попробуй, вкусно, как сладкое молоко”.
Даррел заржал, таким нелепым был вид заносчивого имперца, отсасывающего симбионту. Стало ясно, каким образом рабов обкормили гормонами.
— А в задницу вы это себе не пихаете? — спросил он.
— Ночью иногда само лезет, — ответил Карсторс, пристально в него вглядываясь.
— Ясно, — Даррел попробовал на вкус слизь из ведра, и его чуть не вывернуло.
— Это есть нельзя, многие пробовали, — усмехнулся Карсторс.
— А кем ты был в Империи? — спросил его Даррел.
— Механикусом третьего ранга, — ответил Карсторс после короткой паузы. — А ты, землянин?
— А я пилот.
Даррел прислонился спиной к симбионту, чувствуя расползающееся от него умиротворение и тепло. “В конце концов, можно будет утопиться в слизи”, подумал он.
— Интересно, зачем все же арахноидам симбионт, а, Карсторс? У них же есть самки.
— Не знаю, — пожал плечами тот.
— Ты же ученый механикус, — скривил губы Даррел.
— Был.
Даррел вздохнул и посмотрел на суетящихся в отдалении арахноидов. Вот же твари, ставят какие-то эксперименты над ними.
— Как над крысами, — сказал он вслух.
— Как земляне над своими рабами, — сказал Карсторс.
— Какими еще рабами, проклятый имперец? — вскинулся Даррел.
— Как это — какими? У вас же целая каста рабов. Для обслуги и ублажения, — ухмыльнулся тот.
— Это просто малообразованные слои общества, — процедил Даррел.
— Рабы, — припечатал Карсторс с внезапной надменностью. — Вам просто нравится иметь рабов, иначе вы бы заменили свою обслугу на андроидов. Как мы. Дешевле и надежнее.
Даррел отлип от симбионта, собираясь дать проклятому имперцу в рожу, но отвлекся внезапными воплями. Он обернулся и увидел голого извивающегося Хагена, которого тащили за ноги два арахноида.
***
— Даррел! Вот ты где, — Хаген перестал вырываться и позволил мерзким паучищам тащить себя дальше. Его поволокли по мягкому влажному полу прямо к бассейну слизи и отпустили. Рядом с бассейном стоял голый Даррел, а в руке у него было блестящее ведро. — Я так и знал, что ты не сдох, даже пробовал тебя искать.
Все люди вокруг тоже были голые и заторможенные, явно под воздействием симбиотического экстракта. Хаген бросился к Даррелу и прижал его к себе.
— Надо работать, а то всех накажут, — прошелестел кто-то рядом с ними, и они с сожалением разлепились. И тогда Хаген увидел симбионта.
— Гигантский симбионт, глазам не верю, — прошептал он, невольно потянувшись рукой в его сторону. — Красавец какой. Интересно, это мутант или выращен из обычного? По виду обычный, но какой огромный, фантастика…
Верхняя часть симбионта гордо возвышалась посреди зала. Под ним должен быть еще один бассейн с питательной жидкостью, подумал Хаген. Вероятно, симбионт разросся до таких размеров, что заполнил собой этот второй бассейн полностью.
— Велено поливать его перламутровыми соплями и протирать мочалкой, — сказал Даррел.
— А ложноножки у него есть?
В выстроенной им еще на третьем курсе модели симбионт, достигая определенного размера, отращивал несколько ложноножек. Конечно, если при этом не имел внешнего носителя.
— Пососать не терпится? Лучше у меня возьми, — оживился Даррел, и Хаген вдруг покраснел. Несколько голых людей, которые обмывали и увлажняли симбионта, припадали между делом к его ложноножкам и старательно посасывали их.
— Это съедобно, — шепнул ему Даррел, вызывая привычную дрожь внизу живота.
— А ты уже пробовал, что ли, — Хаген резко выдернул ведро у него из рук и двинулся к бассейну с жижей, но по пути поскользнулся и грохнулся, приложившись об пол.
— Не разбей свою прекрасную задницу, — заржал Даррел, не проявляя ни капли сочувствия.
— Если разобью, придется твоей за двоих отдуваться, — буркнул Хаген, а симбионт вдруг потянулся к нему длинной ложноножкой и скользнул по ушибленному месту. Невероятно! Похоже, что зачатки эмпатии, которыми обладали обычные симбионты, были неплохо развиты у этого гиганта.
Хаген поймал рукой ложноножку и сунул в рот, высасывая жидкость. Вкусно, особенно с голодухи, чем-то похоже на манную кашу, которой кормил его Грегори в детстве. Он позволил воспоминаниям овладеть собой: солнечный свет полосами, Грегори тискает его щеки и пихает в рот ложку за ложкой, и все вокруг наполнено простым незамутненным счастьем. Интересно, сможет ли симбионт считать его состояние, или Хагену всего лишь показалось, что тот обладает разумом.
По нежно-розовому телу симбионта прошла дрожь, и ложноножка во рту Хагена дернулась и вонзилась глубоко в горло. Хаген захрипел и замахал рукой, пытаясь вытолкнуть ее, а сзади взвыл от смеха Даррел.
— Сволочь, — прокашлял Хаген, когда ложноножка убралась из его рта.
— Учись сосать, пригодится, — пожал плечами Даррел.
Хаген хотел на него обидеться, а потом передумал. Ведь они могут погибнуть в любой момент, так стоит ли тратить бесценные минуты на ругань, Даррела все равно не переделаешь.
Он молча принялся таскать жидкость из бассейна и бережно смазывать симбионта. А когда совсем проголодался, выбрал один из отростков и с опаской лизнул его, присев на корточки. Отросток выделил белую каплю, а рядом уже стоял Даррел и пялился на него. Это неожиданно сильно взволновало Хагена, и он предложил:
— Давай вместе.
И они начали лизать мягкий сладковатый отросток, присасываясь по очереди и целуясь. Люди вокруг не обращали на них никакого внимания. Хаген, выделываясь, заглотил отросток глубже и провел по нему губами, почти выпуская, а потом снова вобрал. Даррел тут же вскочил на ноги и ткнулся стоящим членом ему в рот. Член у него был солоноватый и твердый, такой необычный контраст с мягкой ложноножкой симбионта, и Хаген по очереди засасывал их, не успевая сглатывать сладкую питательную жидкость.
— Ну, вот тебе и групповуха, — прохрипел Даррел, толкаясь сильнее и шлепая его по щеке. — Нравится?
И Хаген больше не выпускал его изо рта, старательно отсасывая, пока в рот ему не брызнуло терпко и горячо. Ложноножка, так и не обретшая твердости, лениво извивалась в его руке, а член был как камень и почти болезненно ныл.