— Да? Жаль… — ляпнул Хаген. Он чувствовал облегчение пополам с сожалением, ведь теперь он так и не узнает, кто был его вторым родителем.
— Ну ты извращенец.
Хаген натянул комбинезон и подумал, что Даррел, наверное, чувствует, как влажно у него в заднице. Надо будет еще ему вставить, перед тем как они загнутся здесь от удушья. Получится как будто двойное самоубийство.
— Мы погибнем?
— Скорее всего, — пожал плечами Даррел, он как раз возился с уцелевшим передатчиком. — И ты, между прочим, рискуешь умереть анальным девственником.
— Я не девственник, — вспыхнул Хаген. — Просто соврал, чтобы в групповухе не участвовать.
— Не любишь групповуху? — удивился Даррел, передатчик под его руками засветился голубоватым светом. — О, работает.
— Я не знаю, — смутился Хаген. — Не пробовал.
— Теперь и не попробуешь, — заржал Даррел и поцеловал его. — Вряд ли кто-то запеленгует наш сигнал.
***
Резервный блок уцелел лишь наполовину, к тому же безбожно заплавился, и они чуть не задохнулись, пока его вскрыли. Но зато оттуда хлынул воздух, показавшийся Даррелу таким чистым и богатым кислородом, что у него на мгновение закружилась голова.
— Ну вот, — улыбнулся он Хагену, — теперь точно все, можно трахаться.
Конечно, разумнее всего было прямо сейчас заснуть, растягивая отпущенное им время на максимум, и надеяться, что их спасут.
— А твоя говорящая дырка второй раз выдержит? — кривовато усмехнулся Хаген, прижимая его к панели управления.
И Даррел снова возбудился — и от его наглости, и от отчаянной жажды жизни, одной на них двоих. И от того, что дыхание у них тоже осталось одно на двоих, и последний вздох они разделят вместе. Он подумал, что трахался бы сейчас даже если бы был ранен, и что, оказывается, он так сильно любил жить, так же сильно, как любит сейчас Хагена.
— Теперь очередь твоей молчаливой, — сказал он и нагнул Хагена над мертвой панелью, жадно проводя меж ягодиц.
Тот не сопротивлялся, уткнулся лбом в управляющую дугу и вцепился побелевшими пальцами в гашетку.
— Отшлепать тебя, а? — прошептал Даррел и зажал Хагену рот, чтобы тот облизал его пальцы. — Нравится же тебе это, да?
Хаген замычал и укусил его, и Даррел, рассердившись, звонко шлепнул его, оставляя красный след своей крови на его белой коже. Хаген выгнулся и застонал, и Даррел стиснул его за яйца, чтобы он вдруг не обкончался, как тогда. А потом плюнул на руку и принялся растягивать его, дрожа от нетерпения.
— Матка ебливый, — грязно выругался он, вставляя, и Хаген сжал задницу и вскинулся гневно:
— Ах ты, сволочь…
Даррел засмеялся, начиная двигаться, и за шею прижал его к доске управления:
— Как мало нам осталось любить и ебаться, да, Хаген?
За это время Хаген не успеет разлюбить и уйти от него.
— Да, мало, — согласился Хаген и подался назад, подмахивая с отчаянной яростью.
Они успели потрахаться еще три раза, прежде чем движения их стали вялыми, а перед глазами начали кружиться черные мушки.
— Что-то там… передатчик пищит, — с некоторым трудом сказал Даррел, вытягиваясь рядом с Хагеном на полу.
— Наверное, о том, что нас… поработят проклятые… имперцы, — едва слышно хмыкнул тот, и Даррел беззвучно засмеялся и сжал его руку, закрывая глаза.
========== Глава 7 ==========
Даррел распахнул глаза и обнаружил себя, голого и скрюченного, в замкнутом белесом пространстве. “Додекаэдр”, подумал Даррел и со стоном закопошился, переворачиваясь. Кому понадобилось засовывать его в тускло светящийся тесный додекаэдр, так похожий на соты? Он стиснул виски костяшками кулаков. Голова трещала и раскалывалась, все тело ломило. Мысли ворочались тяжелыми жерновами.
“Арахноиды”, наконец понял Даррел. Это их характерная архитектура. Лучше было бы подохнуть в космосе, чем попасть к арахноидам. Может быть, хоть Хагену повезло…
Он снова отключился и очнулся через неизвестное количество времени — оттого, что его тащил за ногу арахноид.
— Отпусти, сука, — задергался Даррел, с трудом соображая со сна, — дай поссать хотя бы, — он извернулся и пнул арахноида в педипальп, — и посрать тоже, я с говном невкусный.
Арахноид остановился и зловеще зашевелил хелицерами на морде. Раздались скрежещущие звуки, в которых Даррел неожиданно различил на космолингве:
— Ну, посри.
— Здесь, что ли?
Арахноид больно укусил его за бедро (метился явно в жопу, но Даррел увернулся) и снова заскрежетал, кажется, с издевкой.
— Не дергайся, раб, а то ступни откушу, будешь на коленях матку обслуживать.
— Ладно, не буду дергаться, не тащи меня только, я сам, — сказал Даррел.
И арахноид не стал настаивать, позволил ему идти.
Даррел с некоторым трудом встал и пошатнулся, голова кружилась, а тело было как ватное.
— Кра-кра, — сказал арахноид.
— Ржешь что ли, сволочь, — пробормотал Даррел.
— Да, смеюсь. А сволочь — это оскорбление?
— Нет, — поспешно уверил его Даррел и взмок: арахноид задумчиво пошевелил хелицерами в районе его паха.
— Люди такие мягкие, вкусные, — сообщил арахноид.
Даррел решил воздержаться от дальнейшей дискуссии, хотя у него были вопросы, например, про загадочную матку, которую его хотели заставить обслуживать. Арахноиды к своим самкам относились с необыкновенным пиететом и ухаживали сами. Во всяком случае, никто ни разу не слышал, чтобы для их обслуживания нужны были рабы. А может, этих рабов потом съедали, поэтому никто и не слышал.
Они немного покружились по спиральному коридору, отчего Даррела вырвало желчью.
“Грязный человек, кра-кра”, — сказал арахноид на это.
“Сами же меня и отравили, твари”, — ответил ему Даррел. Мир вокруг него слегка прояснился, и он почувствовал нездоровую бодрость. Наверное, от вышедшего из организма паучьего яда.
А потом они оказались в большом зале с кучей входов. Посредине зала шевелил ложноножками огромный симбионт, вокруг него ползало с десяток голых людей.
“Тентаклесосы”, подумал о них Даррел, это слово как само всплыло из глубин подсознания, из прочитанных в детстве книжек.
По периметру зала время от времени пробегали черные арахноиды.
— Матка, — объяснил арахноид, показав на симбионта, а потом загнал Даррела в какую-то бочку: — Теперь мойся, грязный человек.
На Даррела полилась холодная вода, которую он с жадностью принялся глотать, размышляя о том, почему арахноид называет гигантского симбионта маткой. Плохо владеет космолингвой, или в оговорке кроется некий смысл?
Из бочки его вытащили совершенно околевшего. Арахноид снова поржал над ним, а потом протянул лапу в сторону бассейна с каким-то склизким дерьмом:
— Иди, покорми и почисть матку.
Даррел послушно подошел к бассейну. Слизь в нем переливалась перламутром, мягко колыхалась, пахла пряностью и чуть-чуть ацетоном. Рядом стояло несколько блестящих ведер. Даррел зачерпнул немного слизи и направился к симбионту.
Голые люди оставили свои занятия и таращились на него. Хагена среди них не было.
— Ну, — сказал Даррел, со значением покачивая ведром, — кто тут у вас главный?
План был простой: врезать главному по уху этим самым ведром и сместить. Самая эффектная стратегия действий в примитивном обществе — а каким могло еще быть общество рабов-тентаклесосов?
Но что-то пошло не так. Люди растерянно переглядывались и мялись, никто не спешил выступать вожаком стаи. Даррел нахмурился и посмотрел на пускающего ложноножки симбионта. Вдруг тот поработил этих людей, забрался им через задницу в мозг?