Руководители города писали об опасениях: «Инквизиция вызовет такой же хаос, как в Кастилии, а инквизиторы могут ввести точно такие же гнусные процедуры, которые они использовали там, нарушив все законы»[80].
Но не все испытывали страх. Кое-кто, подобно Марсилье, почувствовал возможность реализовать свою ненависть.
Однако с самого начала Марсилья оказался в меньшинстве. Городские власти получили поддержку, поскольку в своем сопротивлении они выступали не только за местную автономию. Возможно, руководство почувствовало, что новая инквизиция, предназначенная для преследования людей, которые родились иными, разрушит хрупкую культурную структуру. Именно культура делала город таким, каким он был.
Население Теруэля представляла разнородную смесь. В дополнение к христианам, которых было большинство, существовало крупное сообщество потомков евреев, обращенных в христианство — конверсос (conversos)[81]. В период между 1391 и 1413 гг. таких обращений произошло множество. Некоторые из конверсос сделались христианами добровольно, некоторые — принудительно[82]. Дети и внуки этих обращенных, как правило, искренне исполняли заветы веры. Но они сохранили и ряд культурных традиций своих предков-иудеев.
В дополнение к конверсос в городе Теруэль имелось много обращенных мусульман, которые перешли в христианство вместе с евреями, прослушав проповедь св. Винсента Ферреры в начале XV века. Эти обращенные (известные как мориски — moriscos) отказались от мавританских одеяний. Они больше не говорили на арабском языке и полностью ассимилировались в обществе[83].
Прибытие инквизитора вызвало панику. В течение ряда лет в Испании создали инквизицию с целью выявления якобы «плохих христиан» среди конверсос. Это произошло за три года до проведения в Севилье первого аутодафе.
Сочетание собственного страха и сопротивления местных чиновников привело к тому, что после появления в городе Теруэль Солибера немедленно закрылся в монастыре на три недели, исключив возможность проведения обрядов посвящения в должность. Затем ему пришлось перебраться в ближнюю небольшую деревню, откуда он благочестиво предал анафеме магистрат[84].
Власти ответили инквизитору со вкусом: открыто высмеивая инквизиторскую процедуру, они устроили огромный костер, в середине которого установили столб. Но он использовался не как место для сожжения еретиков. Вокруг костра уложили камни, которые бросали в каждого, кто появлялся в городе с королевскими письмами или указами, поддерживающими инквизицию[85].
Марсилья организовал отряд для защиты инквизитора и нанесения ответного удара. Для начала он позаботился, чтобы Солибере предоставили вооруженную охрану. Затем аристократ использовал охрану, чтобы арестовать сопротивляющихся чиновников Теруэля (все они были отправлены в отставку).
Марсилью возвели в чин капитана города. Ему приказали взять под контроль Теруэль, назначить новых чиновников и создать условия для работы новой инквизиции.
В марте 1485 г. Марсилья занял город, а инквизиция приступила к работе. В августе состоялось первое аутодафе — сожгли два изображения конверсос. Самым важным из «преступников» оказался Хайме Мартинес Сантанхель — шурин одного из чиновников, который оказал сопротивление инквизитору Солибере годом ранее. Двух сыновей Сантанхеля сожгли заживо, а одного — символически (в изображении)[86].
Хайме Мартинес Сантанхель, как мы помним, был тестем Марсильи, его сыновья — шуринами Марсильи.
С помощью инквизиции вельможа осуществил уничтожение родственников со стороны жены[87]. Он заодно оказал поддержку учреждению, которое новые монархи Арагона и Кастилии Фердинанд и Изабелла (царственные католики) выдвинули на первый план во внутренней политике. Подобного оказалось вполне достаточно, чтобы Марсилья быстро поднялся в звании.
Достаточно быстро события в городе Теруэль повторились в Сарагосе, столице королевства Арагон, расположенной на берегах реки Эбро. Сарагоса славилась благородством дворян и красотой женщин. В 1492 г., всего за восемь лет до завоевания Испанией Гранады, в городе располагался большой квартал, где жили мавры. Там работал маслобойный пресс, находилась действующая мечеть[88]. Путешественники часто восхищались домами города, построенными из тонкого красного кирпича в римском стиле, а также рядом церквей Сарагосы[89].
81
В ходе долгой истории инквизиции для названия потомков обращенных евреев использовалось множество различных терминов. Для ясности в книге, предлагаемой вниманию читателей, мы будем назвать их «конверсос» (conversos). Но следует помнить, что это слово обычно ограничено применением в Испании в XV веке, а термин «новый христианин» (cristao novo) использовался в Португалии. Учитывая, что в Испании «новый христианин» относится к людям как мусульманского, так и еврейского происхождения, мы выбираем слово «конверсо» (converso).
82
Относительно характера этих обращений существуют довольно значительные академические разногласия. Традиционная точка зрения на эту волну обращений заключается в том, что все последовало после жестоких еврейских погромов, которые начались в Севилье в июне 1391 г. и быстро распространились в такие места, как Кордова, Толедо, Куэнка, Мальорка, Валенсия и Барселона (Ваеr, 1966, т. I, 96-110). Некоторые современные историографы поддерживают эту точку (Netanyahu, 1995а, 148-15). Норман Рот (Norman Roth) убедительно доказывает: защита евреев со стороны королевской власти была значительной (также см. Suarez Fernandez (1980), 215). Все, кого насильственно обратили в христианство, могли вернуться в иудаизм, если они того желали (2002, 33–45). Вместо этого он рассматривает добровольные обращения среди элиты как ускорение духовного кризиса испанских евреев. Это вызвало волны добровольных обращений, внушенных проповедями св. Винсенте Феррере. Безусловно, тот факт, что некоторые из евреев сами принимали участие в погромах, дает основание полагать: традиционная точка зрения нуждается в небольшом пересмотре (Blazquez Miquel (1989), 127-28).
85
Pinta Llorente (1961), 60–61. Такие действия затрудняют понимание утверждения Менендеса-и-Пилайо (Menendez у Pelayo (1945), т. З III, 433), что сопротивление в Арагоне было «незначительным»).
88
В Арагоне мавров было больше, чем во всех остальных районах Испании, кроме Гранады. В сельской местности они по численности превосходили христиан (Garcia Mercadal (1999), т. I, 301). Их умения пахать землю, возделывать ее и орошать обеспечивали стиль жизни аристократии. Местная поговорка гласила: «Quien no tiene moros, no tiene oro» («У кого нет мавров, нет и золота»; там же, т. I, 388).
89
Этот общий рассказ о Сарагосе мы заимствовали из рассказа венецианского посла Наваджеро от 1525 г. Garcia Mercadal (1999), т. II, 16.