Наказания для тех, кого находили виновными в двоеженстве, были суровыми. Даже еще в 1774 г. в Португалии они включали бичевание и ссылку на галеры сроком от пяти до семи лет для мужчин, в Анголу или в Бразилию на срок от шести до восьми лет — для женщин[1287].
Между прочим, и в Арагоне, и в Португалии содомия могла привести к передаче светским властям для казни. Греховным считали секс вне брака, а также многократные браки или, согласно загадочной формулировке инквизиции, «семяизвержение вне естественного сосуда» (не вагинальный секс). В обществе, управляемом моральными ценностями, все это не допускались.
И вновь мы видим пропасть между намерениями и последствиями деяний инквизиции. При подобных представлениях о сексуальном конформизме инквизиция заявляла о желании создать морально чистое общество.
Но, увы, как мы видели на примере беат и алюмбрадос, в обществе, моральным стражем которого она была, инквизиция способствовала лишь сексуальным неврозам. Это привело к результатам, которые оказались чем угодно, только не чистотой. Забота о морали носила чисто внешний характер, никто не беспокоился о том, какие внутренние эмоции это вызывало у людей. Изощренные хлопоты о деталях процессов сделали следователей слепыми к эмоциональному и нравственному значению этого вопроса.
Уровень репрессий, направленных на обычную сексуальную активность, можно иногда понять по отдельным деталям. Рассмотрим пример француза Шарля Делона в Гоа в конце XVII века. Делон прибыл туда на борту корабля, который постоянно доставлял в порт мужчин, ищущих секса и небольшого отдыха. Португальцы велели закрывать распятие над своей постелью, если мужчина приведет к себе женщину, чтобы переспать с ней[1288]. Естественные импульсы превратились в табу. Органом, которому была поручена охрана этого кодекса, была инквизиция. В такой среде вспышки массового безумия, подобные тем, что наблюдались в связи с беатами, становились почти неизбежными. Такие нервозные акты сексуального удовлетворения оказались важным механизмом защиты и одним из способов изгнания бесов, мучающих людей изнутри.
К 1717 г. наконец-то закончились вооруженные столкновения, бушевавшие в Европе из-за испанского наследства. Филипп V Бурбон был признан королем, хотя и не без доли горечи даже в самой Испании. Там народ опасался последствий для общества правления французской династии. Разве не Франция была воротами в Северную Европу, источником всевозможных ересей?
В XVIII веке французы будут приветствовать свободомыслие, Франция станет одной из экономически сильных держав в атлантическом мире, противником замкнутого интеллектуального и культурного мира Иберии. Разве это не стало настоящим началом конца для невротического общества?
Окончание Войны за испанское наследство должно было принести определенную долю мира в колонии. Каперы, такие, как Уильям Демпир или Александр Селькирк (прототип «Робинзона Крузо» Дефо) не могли более атаковать испанские провинции как вражескую территорию[1289]. Крупные поселения, например Мехико с его аристократами, богатством, добытом в рудниках, выбеленными стенами домов, оказались в безопасности. Но, несмотря на подавление внешних опасностей, с внутренними бесами, которые терзали страны иберийского мира, справиться оказалось не так-то легко.
В 1717 г. в женском монастыре Марии в городе Мехико странные желания начали преследовать сестру Маргариту де Сан-Хосе. Сестра Маргарита обнаружила, что ее одолевает искушение совершить разнообразные святотатствующие действия. Она хотела выбросить четки, мечтала разбить распятия. Внезапно ее охватило желание вытащить облатку изо рта, проткнуть ее палочкой посередине и зажарить в масле. Одержимая яростью и гневом, монахиня выбегала во время литургии при произнесении символа веры. Иногда она даже выходила из себя, когда священники совершали богослужение, оскорбляла их бранными словами[1290].
1290
AHN, Inquisicion, Legajo 5345, Expediente 4. Это произошло и в Испании; можно найти множество примеров в документе AHN, Inquisicion, Libro 1153.