Хотя инквизиция сама и не была непосредственным подстрекателем сексуальных игрищ беат и алюмбрадос и даже преследовала их, ее моральная сила, определяющая общественную атмосферу, привела к такого рода событиям.
Все это было результатом обстановки, сложившейся в Португалии и Испании задолго до инквизиции. Аристократ из Силезии, посетивший Лиссабон в 1485 г., писал, какими «страстными в любви» были португальцы. Женщины одевались так откровенно, что половина груди оставалась открытой, они «оказывались безумны от чувственности, подобно мужчинам, готовым на все»[1315]. Итальянский путешественник Фредерико Бадоардо писал в 1557 г. (как раз в то время, когда инквизиция приступила к осуждению безнравственного поведения), что испанцы «ели и пили чрезмерно много, а это в сочетании с жарким климатом означало, что они с энтузиазмом предавались любовных утехам. Женщины были готовы к порокам всех видов»[1316].
Следовательно, есть основания полагать, что в конце Средних веков существовала немалая сексуальная свобода[1317]. Широко распространились бордели, которые открывались очень быстро во время колонизации Канарских островов в начале XVI века[1318].
В начале XVI столетия не было табу на нудизм, люди спокойно раздевались и мылись на виду у всех[1319]. Но по декрету, выпущенному в Испании в 1623 г., закрыли все бордели[1320]. К началу XVIII века жизнь в Испании и Португалии стала определяться по другой шкале ценностей.
Но каким же образом тогда можно объяснить чрезвычайное подавление в обществах? Там неправильно направленная сексуальная энергия расплавляла свечи. Там уровень иллюзий достиг такого размаха, что женщины могли поверить в свой договор с дьяволом, поскольку дьявол всегда появлялся в одном и том же образе, словно школяр, который хотел иметь секс[1321]. Там священники и беаты верили, что их сексуальные вожделения — божественное благословение. Там жестокость, садизм и мазохизм стали неотъемлемой частью изгнания нечистой силы из одержимых…
Меру эмоциональной жестокости и членовредительства понять и определить трудно. Но если мы учтем, что типичный акт покаяния в конце XVII века представлял собой помещение руки в пламя свечи, которую держали в пламени по возможности дольше, чтобы понять, что адское пламя вечно[1322], то становится очевидным: существовавший уровень подавления мог привести только к ужасающему выплеску. Это мы и наблюдали в данной главе.
Согласно интерпретации общества, предложенной Фрейдом, подавление — существенная часть «договора», с которым люди вступают в социум. Мы обязаны подавлять определенные желания, чтобы взаимодействовать с другими людьми и иметь общие социальные цели. Там, где люди хорошо приспособились, эти подавленные желания выражаются во фрейдистских оговорках, во сне и в литературе. Но там, где у людей развиваются комплексы, может появиться невроз. В подобных случаях продолжают существовать подавленные желания, но само подавление вынуждает отвергнутые аспекты либидо выражаться искаженным иносказательным образом.
Возможно, нам поможет возвращение к размышлению над тем уровнем жестокости, который сопровождал появление новой инквизиции в конце XV века. Как мы видели, жестокость в конце концов заменили более систематическим и даже менее воспламеняемым отношением к преследованию.
Но жестокость подавления не прекратилась. Требуя другого выхода, подавленность проявляется в виде неврозов, которые мы уже наблюдали. Затем изменяется направление воздействия, и подавление оказывает влияние на свой первоисточник — на общества Португалии и Испании.
Это классический пример того, что Фрейд называл «возвратом подавленного». Ситуация сама по себе напоминает нам: жестокость после того, как она выпущена на свободу, обуздать и направить обратно трудно. Она разлагает. Ее переносят с конверсос на лютеран, затем — на морисков, а потом она возвращается к «старым христианам».
Эта жестокость может вылиться в имперскую экспансию, но в итоге возвратится в исходную точку, устроится на насест…
Следовательно, с введением инквизиции и началом гонений были заложены основы для создания невротического общества. Изгнание нечистой силы и сопровождающих смехотворных иллюзий явились простым напоминанием об опасностях, всегда неизбежно появляющихся в результате преследования противника. Но наших самых опасных врагов, если мы хотим оставаться честными сами перед собой, всегда можно найти в нас самих. Жестокость и репрессии способны всего лишь пройти по замкнутому кругу, возвращаясь к исходной точке своего появления…
1322
IAN/TT, CGSO, Livro 433, folio 106v (дело Катерины Галвеш из епархии Порту от 1625 г.)