Вся величественная имперская система рассыпалась в клубах дыма от наполеоновских пушек. Американские колонии отделятся, двигаясь к независимости под руководством Симона Боливара, Бернардо О'Хиггинса и Хосе де Сан-Мартина.
Но не только политические изменения перевернули вверх ногами Испанию и Португалию. Новые свободы смели столетия идеологических и сексуальных репрессий. Инквизиция, признавая, что находится в смертельной опасности, накинулась, словно раненый зверь, на свободы, веером распространяющиеся из Франции по всей Европе.
13 декабря 1789 г. испанская инквизиция объявила войну всем книгам и идеям, исходящим из Франции, отмечая, как вожди революции боролись со всем, что было против нее: «Под лицемерной маской защитников свободы, они в действительности работают против нее, разрушая общественный и политический порядок, а тем самым — и иерархию христианства… Таким образом, они делают вид, что создали эту химерическую свободу на обломках нашей религии. Свобода, как они ошибочно полагают, предоставлена всем людям от рождения. Они безрассудно заявляют, что такая свобода делает всех людей равными и взаимно зависимыми друг от друга»[1453].
Теперь мы можем подвести итоги и определить врагов и друзей инквизиции в 1789 г. Ее врагами стали свобода, равенство и взаимная зависимость, а друзьями — статус-кво и иерархическая система. Эта организация серьезно продолжала свои попытки цензуры. Запрет книг и обыски библиотек стали ее основной функцией. Ее секретные архивы распухали от огромного количества папок с делами по мере выхода в свет постоянно увеличивающегося количества книг, распространяющих то, что инквизиторы считали возмутительными идеями.
Истинный круг книг, запрещенных в те годы, свидетельствует как о буме издательского дела, так и о неспособности инквизиции предпринять что-нибудь, чтобы остановить этот поток. Цензура запретила памфлет объемом в две страницы «Пародия на службу, чтобы посмеяться и весело провести время» за колкости. Например, за такие: «Огненная вода имеет больше достоинств, чем святая вода». А также — за описание извозчика, который «постоянно думает, что осужден на вечные муки, когда не находится на своей поильной станции»[1454]. Сладострастные книги, рассказывающие о «нечестивой любви», запрещали полностью[1455]. «Севильского цирюльника» запретили за то, что там высмеивалась безрадостная жизнь, полная честных людей и выдающихся моральных добродетелей[1456]. Произведения, высмеивающие инквизицию и представляющие ее в демоническом виде, выходящие в свет в большом количестве, объявляли «нечестивыми, опрометчивыми, подстрекательскими и вредными»[1457]. Но эти работы оказались необычайно популярными.
Не было конца вольнодумству и пародиям на инквизицию и на все, что было для нее дорого. Веера, импортированные из Франции, запрещены цензурой в 1803 г. Ведь при их раскрытии и закрытии можно было увидеть монаха-капуцина и женщину в «недостойных позах». Эти веера продавали в Мадриде на Плаза-Майор и Пуэрта-дель-Соль. «Едва ли можно было найти женщину, у которой не было бы веера, так что они оказались очень модными»[1458].
Когда несколько лет спустя монах протестовал против продажи фарфоровых украшений, на которых были изображены непристойные фигуры, продавщица отказалась отдать их ему. А ее сын добавил: «Возможно, добродетельный отец захочет развлечься с ними в своей комнате»[1459].
Больше не осталось ничего святого. В 1799 г. в Барселоне во время великого поста поставили пьесу о Страстях Господних. Инквизиция пришла в ужас от мысли о том, что простой смертный будет играть роль Христа; она добилась запрета пьесы. Но сам факт такой постановки на сцене свидетельствует о том, какая в те времена царила атмосфера. Деление общества на сторонников и оппонентов мировоззрения инквизиции все более увеличивалось[1460]. Это в огромной степени свидетельствовало о нарастающем напряжении в испанском обществе.
Страсти натравливали деревенских жителей на городских, либералов — на консерваторов. Инквизиция, используя доктрину «чистоты крови» и свой непоколебимый отказ от восприятия любых новых идей, несла большую ответственность за подобное разделение, чем все остальные действовавшие силы.
В статье Николя Морвилье, опубликованной в 1781 г. в Париже, автор называл испанцев «нацией, в настоящий момент оказавшейся парализованной»[1461]. Причиной этого, с точки зрения Морвилье, был страх перед знаниями и наукой. Он выражался в цензуре книг инквизицией. «Гордый и благородный испанец стыдится получить образование, путешествовать, иметь что-нибудь общее с другими людьми, — писал Морвилье[1462]. — Испанец имеет способности к наукам, — добавлял он, — и есть много книг, которые ему следовало бы прочитать. Но все же, вероятно, это самая невежественная нация в Европе… Каждая иностранная работа изымается из обращения, проверяется и осуждается. Книга, напечатанная в Испании, проходит шесть этапов цензуры, прежде чем выйти в свет»[1463].