Уже упоминалось о тех, кому удавалось добиться сана епископа и сохранить должность инквизитора. Но для этого должно было сойтись много обстоятельств, и поэтому таких людей были единицы.
Справедливости ради следует сказать, что конфликты между инквизиторами и епископами были редки. Куда чаще стороны устанавливали плодотворное с точки зрения преследования ереси сотрудничество и всячески помогали друг другу. Именно с разрешения епископа (и в его присутствии) должны были проводиться допросы, и уж точно — выноситься приговоры. И почти всегда такие разрешения давались, а приговоры — выносились. «В тех случаях, когда у инквизиторов было много работы, соответствующий монашеский орден выделял в их распоряжение помощников, выступавших в роли их заместителей. Инквизитор также имел право назначать в другие города своего округа уполномоченных— «комиссариев», или викариев, которые вели слежку и осуществляли аресты подозреваемых в ереси лиц, допрашивали, пытали их и даже выносили им приговоры» (И. Р. Григулевич).
Со временем структура инквизиции развивалась, и уже в XIV веке инквизиторам в помощь начали назначать в качестве экспертов-юристов, называемых квалификаторами, boni viri[23]. Как правило, это тоже были выходцы из монашеских орденов; в их задачу входило формулирование обвинений и приговоров с учетом гражданского законодательства.
Таким образом, квалификаторы, облекавшие волю инквизиторов в юридически правильные формулировки, были своего рода мостиком между инквизицией и светскими властями. Особенность их деятельности заключалась в том, что у них не было доступа к делам арестантов, — они располагали только краткими сводками свидетельских показаний.
Вес квалификаторов в инквизиционной структуре был, казалось бы, незначителен, выступали они только посредниками и «переводчиками» приговоров инквизиции на юридический язык. Однако часто именно от их толкований зависела судьба человека.
Имена замешанных в деле лиц квалификаторам не назывались — такое решение инквизиция приняла ради сохранения их объективности. Квалификаторы определяли, «являются ли высказывания, приписываемые обвиняемым, еретическими, или от них «пахнет» ересью, или они могут привести к ереси. Соответственно квалификаторы устанавливали, является ли автор высказываний еретиком или его следует только подозревать в этом преступлении и в какой степени — легкой, сильной или тяжелой. От заключения квалификаторов зависела судьба подследственного» (И. Р. Григулевич).
Так как довольно быстро выяснилось, что инквизиторы злоупотребляют своими полномочиями под влиянием личных симпатий и антипатий, папский престол — в целях обеспечения справедливости следствия и судопроизводства — добавил в число действующих лиц нотариуса и понятых[24]. Понятые должны были присутствовать при допросах как свидетели, а нотариусы скрепляли своей подписью показания обвиняемых и понятых, что придавало следствию законность и беспристрастность — или видимость и того, и другого.
Нотариус, как правило, имел духовный сан, он должен был быть как минимум грамотен и знать гражданское законодательство. Жалованье он получал непосредственно от того инквизитора, к которому прикреплялся. Для понятых важно было соблюдение одного условия — чтобы они были благочестивыми католиками. Очень часто понятыми назначались монахи-доминиканцы.
Все без исключения участники процесса обязывались под угрозой строжайшей кары сохранять в секрете все, что видели в застенках инквизиции.
Существовало еще несколько важных чинов в инквизиционном аппарате: палач, врач и прокурор. Последний выступал в роли обвинителя и, как и понятые, обычно выбирался из числа монахов. Что касается врача и палача, то они фактически играли роль «доброго и злого полицейского» на допросах с пристрастием — первый обязан был следить, чтобы арестант не скончался под пыткой, которую под руководством инквизитора проводил второй. Чаще всего только эти двое и были светскими людьми; они работали по найму, при этом на них, как и на всех других, распространялось правило держать язык за зубами.
Существовал также «теневой» штат инквизиции, во многих источниках именуемый «родственниками» или «друзьями». Речь идет о тайных осведомителях, тюремщиках и обслуге.
Осведомители инквизиции, исчислявшиеся сотнями и тысячами, были, пожалуй, единственной группой людей, где на равных правах могли оказаться мужчины и женщины. Они набирались из самых разных слоев общества и привлекались самыми разными способами. У инквизиции были осведомители в королевской свите, среди бродячих артистов, военных, торговцев, дворян и крестьян. В историю вошел осведомитель Арно Сикре, простой сапожник, умевший, однако, втираться в доверие к людям: он привел в 1321 году прямо в руки инквизиции одного из последних катарских «совершенных» Гийома Белибаста, а позднее, в 1328 году, способствовал аресту членов последней катарской секты в Каркасоне.
«В число «родственников» входили также почтенные и всеми уважаемые аристократы и горожане, принимавшие участие в аутодафе. В их задачу входило уговаривать осужденных публично покаяться, исповедаться, примириться с церковью. Они сопровождали жертв инквизиции на костер, помогали его зажечь, подбрасывали хворост» (И. Р. Григулевич). С точки зрения церкви и инквизиции выступить в подобной роли было особой честью для простого мирянина, и ее доверяли лишь достойнейшим из прихожан.
Для «родственников» у инквизиции существовали особые привилегии, главная из которых состояла в иммунитете от светского суда при совершении незначительных преступлений. Впрочем, благожелательность инквизиции была вещью непостоянной, поэтому близость к ней всегда сопрягалась с риском.
Как строилось обвинение
Как и любое другое, обвинение, выдвинутое инквизицией, начиналось с подозрения — в данном случае с подозрения в ереси. В XIII веке, когда деятельность инквизиции только начиналась, проблем с подозрениями не возникало: на юге Франции (да и не только там) хватало общин катаров, вальденсов и представителей других более мелких еретических сект. Задачу упрощало то, что в ту пору своих взглядов они не скрывали, а наоборот, сетуя на католическое духовенство, погрязшее в мирских благах и грехе, считали необходимым быть в открытой оппозиции официальной церкви.
О развращенности духовенства в Средние века ходит множество споров. Сказать с большой вероятностью можно только одно: священнослужители были не более жадными и развратными, чем миряне, но так как считалось, что они приближены к Богу, а значит, априори лучше других людей, их недостатки, слабости и пороки привлекали гораздо больше внимания.
Когда в 1209 году состоялись первые массовые казни, ситуация стала стремительно меняться. Деятельность еретических сект ушла в подполье, а их члены начали скрывать свои истинные убеждения и даже для вида соблюдать обряды, предписанные католической верой. Многие так успешно изображали ревностных католиков, что вывести их на чистую воду можно было только при известной степени везения.
Изначально показавшая себя эффективной в борьбе с ересью, инквизиция понимала, что не может ударить в грязь лицом и обмануть оказанное ей доверие, посему она начала совершенствовать свои методы и засылать в секты шпионов, которые тщательно изучали способы, которыми пользовались еретики, чтобы уберечься от преследований.
Так постепенно и закономерно разрасталась структура инквизиции, превращаясь в настоящую религиозную разведывательную сеть.
Но одних подозрений в ереси или в пособничестве ей, чтобы привлечь человека к ответственности, было недостаточно. Для этого требовались более серьезные основания, и первым в их ряду стоял донос.
Кто становился доносчиком? Как ни странно, прежде всего это были обычные миряне — не «родственники» инквизиции, а простые прихожане. Слуги Святого Официума своей мобильностью упрощали доносчикам задачу, и если доносчик не шел к инквизитору, то инквизитор шел к доносчику.
24
Если рассматривать территорию Франции, то в северных ее регионах нотариусы и понятые участвовали в инквизиционных процессах далеко не всегда, хотя на юге — в печально известном Лангедоке и близлежащих областях — все формальности соблюдались строго.