Выбрать главу

Тут бы мне и конец, не разыграй свою карту случай и развеселые боги судьбы.

В тот миг, когда Эйклон выстрелил, несколько криокамер наконец распахнулись и воющие, обнаженные, покрытые волдырями и ледяной коростой люди вывалились в коридор. Они были слепы, обморожены и обварены, их рвало. Выстрелы Эйклона разорвали на части троих мужчин и тяжело ранили женщину. Если бы не эти несчастные, лазер прикончил бы меня.

Раздался торопливый топот. Он снова побежал.

Я поспешил по галерее, переступая через изувеченные тела «спящих», которые, сами того не ведая, спасли мне жизнь. В мою ногу в поисках спасения вцепилась голая раненая женщина средних лет, лежащая в талой воде. Лазер Эйклона практически распотрошил ее.

Я заколебался. Ей мог помочь только милосердный выстрел в голову. Но я не мог. Знать Спеси, пробудившись, не оценит убийства из милосердия. Я застряну здесь на годы, пытаясь отстоять свою правоту во всех судах местных законодательных органов.

Избавившись от ее отчаянной хватки, я пошел дальше.

Что, считаете меня мерзавцем? Ненавидите меня за то, что ставлю свой инквизиторский статус превыше нужд страдающего создания?

Если так, то мне есть что ответить вам. Я до сих пор вспоминаю об этой женщине, и мне мерзко оттого, что пришлось обречь ее на медленную смерть. Но если вы презираете меня, то сразу могу сказать — вы не инквизитор. Нет в вас нужной моральной твердости.

Я мог прикончить ее и облегчить свою душу. Но это стало бы концом моей карьеры. И я постоянно думаю о тысячах, может быть даже миллионах, которые могли бы умереть куда более страшной смертью, если бы не мои действия.

Высокомерие?

Возможно… И может быть, именно потому высокомерие можно считать достоинством Инквизиции. Я проигнорирую страдания одной души, если смогу спасти больше на сотню, тысячу…

Человечество должно страдать, чтобы выжить. Это просто. Спросите Эмоса, он знает.

Но мне по-прежнему снятся ее страдания. Хотя бы за это посочувствуйте мне.

Я помчался мимо камер гробницы, но скоро мое продвижение замедлилось. Сотни «спящих», вывалившихся из камер, ползали и корчились по коридорам в своей отчаянной, слепой боли. Я обогнул тех, кого мог, уворачиваясь от тянущихся рук, перепрыгивая через тех, кто, беспомощно содрогаясь, лежал на полу. Хор истошных воплей и стонов был невыносим. В воздухе висела липкая омерзительная вонь разложения и отходов жизнедеятельности. Несколько раз мне приходилось вырываться из схвативших меня рук.

Как ни странно, но в этом кошмаре выслеживать Эйклона стало проще. Каждые несколько шагов попадался мертвый или умирающий «спящий», хладнокровно расстрелянный убегающими убийцами.

Служебная дверь в торце очередного коридора оказалась взломана и распахнута настежь, и я вышел на лестницу, пронзавшую все здание. Путь освещали сферы, закрепленные в настенных кронштейнах. Откуда-то сверху прогремели выстрелы, и я стал подниматься, держа пистолет так, чтобы была возможность простреливать каждый лестничный пролет, — как меня учила Виббен.

Поднявшись до этажа, обозначенного как восьмой, я услышал мерный гул какого-то тяжелого оборудования. Еще одна сломанная служебная дверь вела в галерею, огибавшую по кругу зал, который трафаретные руны на стенах определяли как помещение главного криогенератора. Из выбитого смотрового окна клубами вырывался дым.

Зал криогенератора оказался просторным, его потолок достигал пирамидальной крыши Молитвенника Два-Двенадцать. Размещавшееся в нем грохочущее оборудование было огромным и древним. Информационный планшет, выданный мне в айсмобиле, сообщал, что криогенераторами, ныне управляющими мавзолеями гибернации Спеси, первоначально были оборудованы транспортные суда, доставившие в этот мир колонистов. По прибытии эти машины сняли с гигантских барж и перенесли, возведя вокруг каменные гробницы. Братство техномагов, пошедшее от инженеров транспортного флота, поддерживало криогенераторы в рабочем состоянии тысячи лет.

Этот криогенератор, выкрашенный в матово-красный цвет, достигал шестидесяти метров в высоту и был сработан из чугуна и меди. От него ответвлялось множество трубопроводов и теплообменников, оплетавших вентиляторы в крыше. Горячий воздух помещения вибрировал в унисон с работающей машиной и был наполнен дымом и паром. В тот же миг, когда я вошел в зал, по моему лицу и спине заструился пот.