Как только он скрывается за углом проулка, восемь молодых людей переходят на бешеный бег. На их лицах появился звериный оскал — жертва сама только что вырыла себе могилу. Гонконг имеет еще одно поразительное качество, тут можно идти по прекрасной улице, освященной тысячами фонарей, и, куда-нибудь завернув, оказаться в трущобах. Тот проулок, куда зашел мистер Кремер, вообще не освещается фонарями, но Гонконг настолько утонул в лучах Эдисона, что даже там можно разглядеть детали. Кремер идет и выкидывает сигару. Он явно не знает, что вскоре на него нападут. И вот в проулок влетают восемь парней. Они слегка запыхались, их отдышка явно оттого, что они много курят. Кремер по-прежнему их не замечает и они, стараясь двигаться тише, подбегают к нему на десяток метров. И все же не настолько Джон глух и ненаблюдателен, он, наконец, слышит звуки шагов и оборачивается. На его лице написана растерянность, и ребята, в доли секунды, берут мистера Кремера в кольцо. Он смотрит на них, в его темных глазах появляется легкое беспокойство, или даже страх. Он понимает, что сейчас будет.
Молодые люди достают оружие. Из-под плащей появляются донельзя странные вещи. Пятеро вытащили пять самых настоящих мечей, а трое пистолеты непонятной громоздкой конструкции. Пистолеты похожи на древние пистоли — такие же большие и, по всей видимости, однозарядные. Наверное, молодые грабители не столь удачливы, если не могут купить нормальное оружие. Все же в Гонконге это сделать — раз плюнуть, были бы деньги. И вот тут, в первый раз, молодые люди начинают нас удивлять по-настоящему.
— Стоять и не двигаться! Великая Инквизиция, — говорит тот, что недавно вертел в пальцах нож. Очевидно, он здесь самый старший.
— При попытке колдовства мы выстрелим тебе в ноги, — говорит другой парень.
Да они сумасшедшие! Какая инквизиция? Какое колдовство? Все-таки мы рано решили, что ребята не под кайфом.
— Простите, господа, но я не понимаю, о чем вы говорите, — сказал мистер Кремер. Его голос слегка дрожит от волнения, но у кого бы он ни дрожал?
— Гарри Гудини, вы обвиняетесь в колдовстве, — сказал первый парень. — Вы будете доставлены в Ватикан, где состоится суд, а потом будете преданы сожжению.
Да, в том, что парни безумны лично у меня не осталось никаких сомнений. А вот мистер Кремер, похоже, что-то понимает, по крайней мере, он тоже говорит странные вещи:
— А если меня признают невиновным?
— Этого не случится, — ответил второй парень твердо. — Сейчас я надену на тебя наручники, и если ты попытаешься что-нибудь выкинуть, мы подвергнем тебя пыткам. Ты все равно попадешь на костер. Нас слишком много и мы тебя легко заблокируем.
— Да, я и забыл, что люди Тома никогда не ошибаются, — промурлыкал мистер Кремер. Страх и волнение из его глаз удалились, как будто их и не было. — Вот только сейчас вы ошиблись, господа. Во-первых, ты ничего на меня не наденешь, во-вторых, вы меня не заблокируете, и, в-третьих, меня зовут не Гарри Гудини, а Джон Кремер.
Похоже, имя что-то означало для парней, так как страх теперь появился в их глазах. Три пистолета выстрелили, вот только мистера Кремера на месте уже нет. Он не увернулся, нет, — он просто исчез. Но через полсекунды, он появился за спиной у одного из парней и свернул ему шею. И все, чтобы исчезнуть опять и появиться за спиной следующего. И опять. В общем и целом он исчезал и появлялся восемь раз. Парни так и не поняли, что их убило. Вот, вроде стоишь себе с мечом, и вдруг из-за спины на щеки ложатся чьи-то сухие холодные ладони и поворачивают голову. Ты слышишь легкий хруст… и это, собственно, последнее, что ты слышишь.
Мистер Кремер берет оброненную трость, и следует своей дорогой. Он достает очередную сигару и продолжает выстукивать тростью Щелкунчика. Он выходит из подворотни, оставив в ней восемь трупов.
Да уж, что-то меня удивил мистер Кремер и эти ребята. Это что же получается, он и вправду колдун? У меня даже нервы слегка расшатались, но, возможно, если мы направимся дальше по темной стороне планеты, они успокоятся. Все-таки, сейчас еще и самое прекрасное время года — зима. Так давайте пролетим над страной, что в представлении всех людей мира является ее олицетворением. Россия. Такая огромная, такая прекрасная, в своей непредсказуемости. В России люди давно привыкли отмечать все возможные праздники, в конце концов, это превосходный повод выпить. Так что люди, едва отошедшие от бурного празднования католического рождества, теперь вовсю готовятся праздновать самый главный праздник в году — Новый Год. В это время все закупают тысячи подарков и миллионы банок консервированного горошка, чтобы приготовить салат оливье. Да, этот бьющий по печени, и прибавляющий веса салат, фирменное блюдо всех россиян. На улице двадцать восьмое декабря, ждать осталось недолго. Скоро для жителей России наступят такие долгие и такие пьяные десять дней отпуска, и они уж, можно не сомневаться, проведут их в праздничном настроении.
В городе Ростове-на-Дону тоже все готовятся к Новому Году. Большинство уже закупили праздничные сосны и украсили их. С приближением Нового Года, они дорожают и дорожают, так что ростовчане не дают себя обмануть, и покапают сосны загодя. В ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое мы и перенесемся, чтобы заглянуть в одну ростовскую квартиру, и посмотреть, как люди там подготовились к празднику. Только будем действовать тихо, ведь в такое время все спят. Об этом, кстати, нам подсказывают и темные окна, завешенные шторами. Как ни как, сейчас три ночи, а завтра рабочий день. Квартира находится на Большой Садовой, поэтому не надо удивляться, что она достаточно большая и хорошо выглядит. Все-таки Большая — одна из самых главных улиц Ростова, так что здесь живут небедные люди.
Тихонько подойдем под толстую металлическую дверь, чтобы убедиться, что в квартире действительно тихо. А то хороши мы будем, если вломимся, а в это время там супруги делают очередного ребенка. Но вроде, все тихо… хотя нет. До нашего слуха доносится праздничная мелодия, но почему-то не на русском языке. Ну что же, быть может, люди там обитающие, любят спать под музыку? Но нас раздирает любопытство, мы сделаемся невидимыми, и все же войдем.
Да уж картина, надо сказать, достаточно необычна. Посреди большой квартиры, под тихую рождественскую музыку, танцует, на первый взгляд, голый мужчина. Но приглядевшись — что трудно сделать, ибо в комнате нет света — мы поймем, он просто в обтягивающем черном белье. Оно подчеркивает его фигуру, он похож на огромную тень.
Jingle bell, jingle bell, jingle bell rock
Jingle bells swing and jingle bells ring
Шаг вперед, потом еще один назад и вбок.
Snowing and blowing up bushels of fun
Now the jingle hop has begun.
Теперь мимо стола, так же медленно и вдруг, резкое па влево.
Jingle bell, jingle bell, jingle bell rock
Jingle bells chime in jingle bell time
Мимо дивана, вокруг кресла, и вот, взял торшер и, обхватив, словно любимую девушку, в сторону телевизора.
Dancing and prancing in Jingle Bell Square
In the frosty air.
И вот, изящный поворот гибкого, как лоза, тела, и наклоняет торшер, целуя абажур.
What a bright time, it's the right time
To rock the night away.
Теперь мимо центра комнаты, и ставит торшер ровно посередине. Слегка кружась, раскинув руки, он перемещается в спальню, откуда и льется музыка.
Jingle bell time is a swell time
To go riding in a one-horse sleigh
Мимо кровати, мимо связанного мужчины, в сторону тумбочки, где лежит нож.
Giddy-up jingle horse, pick up your feet
Jingle around the clock
Но, не дойдя до нее, шаг назад, как будто дразня, и все же взял нож и перерезал мужчине горло настолько изящно, что хочется зааплодировать.
Mix and a-mingle in the jingling beat
Thats the jingle bell,
Резкий поворот вокруг собственной оси и длинный шаг в сторону кресла, где сидит связанная женщина и почему-то таращит полные ужаса глаза. Во рту у нее, естественно, кляп.
Thats the jingle bell,
Перерезает горло женщине, и стремительно, но маленькими шажками, к другой половине кровати, где сидят связанные дети. Мальчик и девочка, лет, эдак, тринадцати и пяти.
That's the jingle bell rock.
Два резких движения — два перерезанных горла. На лицо попадет кровь, рука стирает ее и пальцы, заключенные в перчатки из тончайшего испанского шелка, подносят кровь ко рту. Язык слизывает кровь. Кульминация песни, она медленно затихает и начинает играть по-новой.