Я чувствую, как опустошена, и слезы прошлых обид готовы брызнуть из глаз. Клянусь, глядя самой себе в глаза, той, что в зеркале, что больше не позволю ее обижать. А пакет со старыми вещами сожгу, как свое прошлое.
Ароматная ванна, словно лечебный бальзам, успокаивает мои расшатанные нервы. Вода вымывает из меня запах затхлости, Салем и больницы. Я мысленно благодарю Еву за то, что не послушалась меня в отделе косметики и у меня теперь есть шампуни, гели, бальзамы, которые источают райскими ароматами. Они складываются в узор и составляют новую меня. Теперь я вкусно пахну: личи, розой и лотосом.
Выпорхнув из ванны, я надеваю ночную сорочку, которая, лаская, обволакивает мое горячее тело. Из зеркала на меня смотрит та, которую я еще не знаю: глаза блестят, волосы рассыпались мокрыми прядями по плечам, простая ночная сорочка выгодно подчеркивает изгибы. Выгляжу волшебно, нежно, как фея. Я впервые понимаю, что люблю себя.
На кровати еще валяется пакет с неразобранной косметикой. Я неуклюже беру его, и из него высыпается все содержимое на пол с глухой дробью пластмассы о деревянный паркет и раскатывается по углам.
Бухаюсь на колени и начинаю все собирать в кучу. Баночки, карандаши, тюбики, цилиндры. Каждую вещь рассматриваю, как экзотику. В итоге, вокруг меня россыпью лежат достижения в области красоты за последний век.
Стук в дверь.
— Войдите.
И на пороге появляется Ева в милом синем вельветовом костюме и с дымящейся кружкой чая в руке. Она смотрит на меня, сидящую на полу и разложившую тюбики цепочкой вокруг себя.
— Ты чего? Демона косметики вызываешь?
— Вообще-то нет. Просто рассыпалось все, а потом я засмотрелась на них.
— Ясно. — Она опускается рядом со мной на пол. — И как тебе?
Мне не хватает слов, чтобы описать, как преобразилась я за этот вечер.
Она смеется, видя мое восторженное лицо.
— Отличный был денек. Давно я так не выходила никуда.
— Да, отличный… — соглашаюсь я, мысленно добавив: "Если бы не Рэй".
— Я смотрю, Кевин к тебе неровно дышит. Советую держать с ним ухо востро. Он еще тот бабник!
— Правда? Жаль. А я уж было повелась! — Мне не очень нравится, что сказала Ева. Потому что Кевин единственный, кто согревает в этом царстве холода и нарциссизма. — А вообще, тут парни какие из себя? Я же о вас толком ничего не знаю.
— О! Хочешь узнать получше? — она словно ненароком берет какой-то карандаш из кучи косметики и крутит между пальцами. После секунды раздумья она приходит к окончательному решению. — Хорошо. Давай знакомиться. Меня зовут Ева Валльде.
Она протягивает руку, а я, смеясь, пожимаю её.
— Очень приятно, Мелани Гриффит.
— Я близнец Ноя Валльде, мы родом из Швеции. В Саббате живем с тринадцати лет. Мне и брату двадцать четыре, но брат намного умнее меня и многого достигнет в жизни.
— Ты так уверенно об этом говоришь? — Я удивилась, каким тоном было сказано про брата: будто это неоспоримый факт.
— Ну, можно сказать, я знаю это. Если, конечно, ничего не случится с ним.
— А на кого вы учитесь?
— Экономисты. Будем экономистами.
Она выжидательно посмотрела на меня.
— Экономисты, значит… У вас тут, я как поняла, индивидуальная форма обучения.
— Угу… — Она заинтересованно вертит в руках какой-то карандаш, потом снимает с него колпачок, и я понимаю, что это блеск для губ, от которого тут же зазвучал навязчивый аромат ванили.
— Никогда не слышала о таких школах, как Саббат. Хотя, слово «никогда» тяжело применять в отношении меня и памяти, — Я тоже хватаю какой-то тюбик, чтобы занять руки. Это оказываются тени.
— Саббат не единственная такая школа. Много таких. Я даже сказала бы, мы одна из самых далеких и тихих школ.
— Представляю, всего шесть человек.
— С тобой семь.
— Ну, да. А остальные откуда?
— Ганны из Шотландии. Они тоже тут с детства. Курту — двадцать пять, Кевин младше, ему двадцать три.
— Тоже экономисты?
— Да, — коротко отвечает Ева и отхлебывает чай из кружки. И я ловлю на мысли, что тоже бы не прочь выпить чая.
— Это Кевин был в автоаварии? Из-за него я оказалась в больнице? — Своим вопросом, кажется, застаю Еву врасплох. Она закашливается, поперхнувшись чаем.
— С чего взяла?
— Он мне так сказал. — Вообще-то, у нас был странный разговор, где этот милый рыжий парень взял на себя чью-то вину.
— Правда?
— Не совсем. Он сказал, что если я хочу думать на него, то пускай будет он.
— А зачем тебе знать, кто это был?
Теперь я изумляюсь вопросу. Они, наверное, в сговоре между собой, выгораживают друг друга.
— Я думаю, что имею право знать того, кто изменил мою жизнь. Так кардинально. — Я подбираю каждое слово аккуратно, боясь быть плохо понятой. Очень не хотелось бы поссориться с Евой.
— Раз Кевин сказал, что это он, значит он. Ты его теперь ненавидеть будешь? Ведь, как мне показалось, Кевин тебе нравится.
— Нравится… Нет, ненавидеть не буду… Даже, если это не Кевин, — Я думаю об этом, пытаясь разобраться в себе. Наверное, все боятся, что я буду люто ненавидеть виновника произошедшего. — Просто интересно было. Возможно, вы правы. Это знать мне не стоит.
Я прихожу к мысленному заключению, что Реджина была права с самого начала, не называя имен. И тут же в голове зазвучал голос Кевина из недавнего разговора о лекарствах: «Она плохого не посоветует».
— Хорошо, — продолжаю после паузы, — а что насчет Стефана?
— А что насчет него? — Я слышу, как изменился ее голос, в нем зазвучали раздражительные нотки.
— Ну, кто он, откуда? И почему так люто ненавидит меня вместе с Рейнольдом? — Последнее звучит с явной горечью, выдавая все мои чувства к этой паре.
— Они тебя не ненавидят.
Я на нее смотрю, выражая весь свой скепсис по поводу неуместной лжи.
— Ну, есть немного, — сдается она, громко вздыхая и закатывая глаза. — Просто эти два дурака слишком много проводят времени вместе. Вот и зацикливаются на чем-то.
— Они считают, что я не их уровня? Да?
— Что?
— Ну, я не слепая. Они явно снобы. Наверное, думают, раз я была на самом дне до аварии, то мне нельзя дать шанс? Как говорится, горбатого могила исправит?
Ева молчит и пристально смотрит на меня, немного испуганно, немного с жалостью.
— Дай им шанс, Мел. Просто дай им шанс, и они дадут его тебе. У них все сложно в этом плане…
— А что с ними?
— Семейные проблемы. Лучше не спрашивай, не расскажу.
— Ясно. — Я задумываюсь, вспоминая глаза Рейнольда. Что такого могло случиться, чтобы человека сделать снобом? Может, кто из родственников был наркоман, алкоголик, который исчерпал лимит доверия?
— И откуда они оба такие?
— Стефан Клаусснер, он из Германии. Ему двадцать четыре. В Саббате относительно недавно.
— А Рэй? — Его имя тяжело произносить вслух, будто режешь сама себя.
— Он из Англии. Ему двадцатьпять, появился в Саббате на год позже, чем мы с Ноем… — Она запинается и погружается в собственные мысли.
— И он тоже учится на экономиста?
Ева вздрагивает, будто забыла, где находится, и кивает в ответ.
— Да… Экономист… Все мы здесь экономисты. Считать очень любим.
Она устало трет глаза, одновременно смеясь какой-то шутке.
— Ладно, Мел, уже поздно. Пойду спать, завтра у тебя будет тяжелый день.
Заметив моё удивление, она поясняет:
— Слышала, что тебя хочет завтра вводить в курс дела мисс Татум. Я, как поняла, ты тут будешь еще и работать.
— Да. Это одно из условий Реджины. А на следующей неделе у меня начнутся занятия. Буду учиться заново держать ручку.
— Понятно. Ты реально не умеешь писать и читать из-за амнезии?
— Нет, читать я научилась еще в больнице. А вот пишу очень плохо. Как-то практики не особо много было. Я думаю, мисс Реджина под учебой имеет в виду что-то еще. Возможно, тоже экономиста будет делать, как из вас.
— Возможно. — Она с улыбкой направляется к двери.