— Мел, ты как? — Рэйнольд прерывает Кевина и спрашивает меня, будто в любой момент снова могу впасть в панику или кому. Хотя я поглощаю завтрак, как тысяча голодных аборигенов.
— Нормально. А что?
— Думаю, тебе стоит найти мисс Татум, не думаю, что тебя сегодня освободили от дел.
Я чувствую, как в горле комком встал кусок омлета: так нагло меня ещё не отсылали! Я помню, как в больнице меня посылал на разные лады толстый развратник Джей, но чтобы так, да еще с указанием моего места здесь?! А еще, это больно слышать от Оденкирка.
— Не беспокойся. Я помню о своих обязанностях.
Я резко допиваю остывший чай с молоком, вытираю рукой рот, встаю и ухожу. Кевин даже не понял, что произошло. Он пялится мне вслед, удивленно окликая меня.
Мисс Татум я нахожу в её кабинете, похожем на стойку ресепшн, на первом этаже у самого входа. Она с кем-то говорит по телефону и, увидев меня, улыбается, бесшумно произносит: «Дело есть».
Я жду окончания разговора, рассматривая странную картину на стене, где изображена куча людей на каких-то сколоченных подмостках, сверху в кресле сидит священнослужитель, а внизу ведут мужчин на поводке. Мой взгляд переносится на название репродукции, которое выгравировано на табличке: «Педро Берругете, «Аутодафе», 1500». Мне это ничего не говорит, но знаю одно: мне картина не нравится.
— Мелани, сейчас привезут мешки с солью, нужно проследить за доставкой и за тем, чтобы их сложили в кладовую.
Кладовая находится рядом с входом в подземелья, там хранится всё: от круп, кетчупа и консервных банок до рулонов туалетной бумаги и средств для мытья посуды.
Выходя от мисс Татум, я все таки спрашиваю напоследок, кивая на репродукцию на стене:
— А что такое аутодафе?
— Сожжение ведьм. — Но, поймав мой опешивший взгляд, она шутит, обводя замок глазами: — Это же Шабаш, деточка.
Доставщик оказался нагловатым парнем, который сальным взгляд пялился на мои ноги.
— Ты здесь живешь? — Он улыбается мне отсутствием одного зуба и своими прыщами по лицу. В ушах туннели: две огромные пробитые дыры. Не удивлюсь, если он весь в татуировках.
— Нет, работаю.
— Ух, ты! Вам сюда никто не нужен? А то я с радостью переметнулся бы, тем более, когда есть такие красавицы, как ты.
Я стою на солнце и чувствую, как кожу лижут ультрафиолетовые лучи. Тепло приятно окутывает меня. Если бы не солнце, то я бы точно послала этого парня. А пока жду обещанную помощь от мисс Татум. Дело в том, что нужно снести эти мешки в кладовую, а соли много.
— Зачем вам столько соли? — удивляется парень, глядя на груду посреди двора. Я молча кое-как расписываюсь в его бумагах (моя закорючка напоминает что-то типа дрожащей галочки) и не показываю вида, что сама задаюсь этим вопросом.
— Надо.
На земле лежат десять огромных мешков. Из-за дурацкой заминки поставщики забыли прислать нормального парня, который должен снести их в подвал, в итоге мисс Татум ушла разбираться с фирмой, сказав, что сейчас пришлет кого-нибудь из учеников: "Все равно они любят тренировки".
Я молюсь, чтобы это был не Рэй, мне его хватило сегодня. И в тоже время хочется снова увидеть.
Мои молитвы услышаны кем-то, и этот кто-то имеет странное чувство юмора — мне на помощь идет сам Стефан Клаусснер, коренастый, словно специально надел майку, чтобы все видели его выпуклые железные мускулы и перевязанное плечо. Он надвигается, как туча, прекрасный, грозный, темноволосый со своим фирменным жгучим взглядом из-под четких широких бровей. На секунду мы словно чувствуем мощь, скрытую в этом парне. Я сначала задаюсь вопросом, почему мисс Татум пригласила помочь человека с травмой, но потом понимаю, что он выглядит не особо беспомощным.
— Что у вас тут? — Стефан спрашивает почти грубо, отрывисто, не смотря на меня.
— Нужно мешки перетащить. Я заказ отдал, все остальное — дело ваше. — Парень с безразличным видом отчеканивает Стефу, после чего разворачивается и уходит, оставив меня наедине с человеком-вулканом.
Стефан тут же смотрит на меня. И я кидаюсь открывать кладовую.
Распахиваю двери кладовой; оттуда тянет влажной прохладой подземелья. Включив свет, я едва успеваю найти место, куда все сложить, как уже появляется Стеф, несущий на спине огромный мешок соли.
— Куда класть?
— Сюда, — я указываю на найденное место. И Стефан проходит очень близко, что чувствую от него запах пота и мусса для волос.
— Может, стоит позвать кого-то другого?
Он останавливается, пронзая своими темными глазами.
— Зачем? Меня боишься? — Последние слова сказаны с вызовом и плохо скрываемой яростью.
— Нет, твое плечо, оно до конца не зажило. А тут мешки таскать надо.
— Справлюсь. — Он хмуро двигается к выходу.
На пятом мешке, я вижу, что парень весь в поту, а рана, кажется, открылась.
— Нет. Я все-таки позову кого-нибудь. Это не дело!
— Я сказал, справлюсь, значит, справлюсь. — Рявкает он в ответ, что я невольно содрогаюсь. — Мисс Реджина послала меня, значит, таскать буду я. Ее приказы не обсуждаются.
— Звучит, будто она военачальник твой… Или она хозяйка, а ты слуга.
Лучше бы я прикусила язык! Потому что он меня отшвыривает, как мячик, и я падаю на пол, ударяясь о мешки с солью. От моего удара один из мешков лопается под весом других и от угла рядом стоящих железных полок, и меня обдает сверху мелкой пылью соли. Это ужасно. Я чувствую, как она песком сыпется мне на голову, за шиворот и под ноги. Я зажмуриваюсь, чтобы, не дай бог, соль не попала мне в глаза. Откуда-то я слышу странный звук. И только, когда соль прекращает течь на меня, я осторожно открываю глаза и понимаю, что Стефан смотрит на меня и смеется. Только смех злобный.
Этого хватает, чтобы достичь пика ярости. К его изумлению, я вскакиваю и надвигаюсь, сжимая кулаки и распространяя клубы соли вокруг себя.
— Смешно, да?
— Ты смогла выйти? — Он ошарашенно пялится на меня.
— А ты думал, меня засыплет по самый нос? — И я кидаюсь с кулаками на него, не соображая, что делаю, а главное, с кем. Конечно, мои жалкие потуги сделать больно Стефу пресекаются его легкими движениями; он будто муху отгоняет. В итоге, я делаю нечестный ход — хватаю его за рану, вцепившись ногтями в кожу. Я вижу, как багровой струёй кровь течет по его горячей мускулистой руке. И тут понимаю, что наделала. Ужас, вина, стыд.
— Прости меня, — шепчу, поднимаю взгляд и вижу красное от злости лицо Стефана и черные ненавидящие глаза. Его трясет от ярости, Клаусснер замахивается и ударяет меня по лицу. Я отлетаю спиной к полкам, чувствуя, как боль разрастается на моей щеке и новыми синяками на хребте.
Последнее, что успеваю подумать, что Стефан сейчас меня убьет. И тут накрывает темнота. Что-то тканью падает сверху с шелестом, что-то мелкое сыпется мне на голову, и я падаю на колени, придавленная этим. Всё повторяется. Я задыхаюсь, потому что меня держит материя, ничего не вижу. Это страшнее, чем быть убитой Клаусснером. Это больнее пощечин и синяков. Так начинается паника. Я бьюсь внутри темноты, чувствуя, что тяжело дышать, мне не хватает воздуха. Я визжу, брыкаюсь, бьюсь в заточении, но не могу выбраться.
Освобождение приходит также мгновенно, как и темнота. Резкий поток свежего воздуха, свет и Клаусснер, держащий в руках брезент.
Мне хватает пары секунд, чтобы понять, что ткань и темнота — это был съехавший брезент с полок, а на голову мне сыпались коробки с зубной пастой.
— Спасибо, — бормочу Стефану, а саму бьет озноб. Сам же парень стоит и смотрит на меня, как на что-то необъяснимое.
— Я это сделал не потому, что ты мне нравишься. Не придумывай себе. — Он продолжает на меня удивленно смотреть. В этот момент у входа в кладовую с улицы доносится грозный холодный рык Реджины: «Клаусснер! Гриффит! За мной!».
Моя губа распухла, как и нос с левой стороны, там наливается хороший синяк. Моя кровь размазана по лицу самой же, когда боролась с брезентом на полу.
— Неудачный синяк. Неужели он от удара о стойку с продуктами? — Мисс Реджина напоминает талантливого следователя, который пытается меня поймать на лжи. Уж не знаю, как она узнала, что в кладовой творится неладное, но я продолжаю гнуть линию, что это я сама виновата в рассыпавшейся соли, что при падении на мешки запуталась в брезенте, а пока барахталась — ударилась лицом.