— И не такое бывает. Простите, я неловкая очень.
Мисс Реджина цокает недовольно языком и поворачивается спиной.
— Идите, приведите себя в порядок. Я подумаю о наказании для вас обоих. Стефан, ты меня разочаровал. Мелани, ты тоже.
И мы, извиняясь, уходим из ее кабинета.
— Зачем ты соврала ей? — Стефан грозно нависает надо мной.
— А мне стоило сказать, что ты пытался меня убить?
Он гордо откидывает голову, смотря на меня сверху вниз и о чем-то напряженно думает.
— Спасибо тебе. Но врать Реджине бесполезно, запомни. Всё равно она меня накажет.
Его голос потеплел, хотя тон все еще резок, кажется, что-то щелкнуло внутри него по отношению ко мне.
— Я это сделала не ради тебя. Как ты сказал? Не потому, что ты мне нравишься?
— Конечно, не ради меня. — Стефан злобно ухмыляется. — Ты же только о себе и думаешь. Такие, как ты, только и способны думать о себе.
И он уходит, оставляя меня в коридоре с ноющей губой и кучей синяков. А я сама стою и думаю, почему его выгораживала? Может, все-таки стоило поведать мисс Реджине, каков из себя Стефан Клаусснер? Какая я же глупая и наивная дурочка, поверившая, что, скрыв его вину, изменю что-то между нами.
Крыша течь дала
Ее появление на ужине произвело эффект разорвавшейся бомбы.
Я знал, что произошла какая-то стычка между Мелани и Стефом, но такое! Я помню, как похолодело все внутри, когда она вошла в столовую. На ней не было этого восхитительного воздушного платья, которое делало ее очень женственной и милой. На ней теперь была черная кофта и джинсы, которые, как назло, стирали в ней всю беззащитность и утонченность, она пыталась быть незаметной. Но как быть незаметным, когда у тебя на пол-лица синяк?
Ее красивые черты с левой стороны были изуродованы отеком. Губа так вообще была лиловая с запекшейся кровью. Не скажу, что я не видел ничего страшнее. Видел. И не такое. Намного хуже. В конце концов, я видел ее в больнице, когда она была в коме, вся поломанная с кровавым месивом вместо лица. Но сейчас, когда узнал ее намного лучше, уже не считая чудовищем, а лишь смертной, которой предстоит инициация, вид ее разбитой губы и распухшей ноздри привел меня в шок и ярость.
Мне захотелось убить Стефана, самому врезать от души. Благо, Клаусснера не было за столом, иначе последующий разговор состоялся прямо за ужином.
Я весь вечер не отрывал глаз от Мелани, наблюдая, как она молча ест, кривясь от боли, когда горячий кусок пищи или неловкое движение во время пережевывания задевали ее губу. А ведь только утром любовался ее точеным личиком, дивясь, что природа наградила теми чертами лица и характера, которые мне нравятся в девушках. Особенно позабавило то детское движение рукой, когда она за завтраком утерла рукой губы после еды. Это было так невинно, наивно, вызывая во мне безотчетный порыв умиления и нежности, хотя я тогда грубо отослал девушку из столовой, а то Кевина невозможно было остановить.
Прошлой ночью я глядел на спящую и жалел ее. Скоро магия прорвется и мир рухнет. И тогда либо буду ждать, когда Сенат выдаст лицензию на ее убийство, и я собственноручно сожгу эту красоту, либо она станет Инквизитором, одной из нас, и мне придется обучать ее, как разводить костры для бывших сестер и братьев. За ночь я прошел путь от «чудовища» до просто «Мелани». А еще понял, как тяжело ненавидеть того, кто создан будто по твоим канонам и понятиям о красоте. Если бы она не была Химерой, если бы она не была тем, кем является, то, возможно, я обратил бы внимание на Мелани. А пока пусть Кевин наслаждается ее обществом.
Бомба разорвалась во время тренировки, когда Стефан явился будто ни в чем не бывало, при этом пропустив вчерашний ужин и сегодняшний завтрак. Он вошел, что-то насвистывая и кинув привычное: «Всем привет». Мы замерли при его появлении.
Заметив наши напряженные лица и позы, он остановился и удивленно развел руками:
— Что?
— Ты начал руку поднимать на женщин? — Кевин еле сдерживался от ярости. И я его понимал. Потому что сам сжимал кулаки, чтобы не рвануть к другу и не стереть эту ухмылку.
— Женщин? Я на женщин не поднимаю.
— Тогда объясни синяк на лице Мелани. — Это уже был я. Стефан медленно, как бывало на охоте, приблизился к нам.
— О! Да у нас уже образовался свой фан-клуб? Девочка ударилась об угол. Не верите, спросите у нее. Кстати, Рэй, не ты ли сам называл ее чудовищем и таскал повсюду фонарь с ножом, готовясь перерезать ей горло в любой момент? Или ты, как Ева, веришь в ее изменение? А может ты стал, как наш Кевин, готовый есть с руки любой девки с симпатичным лицом?
Я рванул на Стефана, замахиваясь. Кевин опередил меня и попытался ударить Стефа в лицо, но Клаусснер успел перехватить кулак соперника и начал применять дар. Я знаю, что почувствовал младший Ганн, мы все испытывали силы Стефа на себе: это резкий упадок сил, звон в ушах, помутнение сознания с ощущением отхлынувшей крови от лица. Это неприятное обморочное состояние. Кевин начал оседать безвольной куклой, но еще борясь с этой слабостью.
— Прекрати… это нечестно… — прошептал Кевин, становясь бледным как мел. В следующую секунду он стал приходить в себя, но не потому что Стефан прекратил использовать свой дар, нет, за Кевина заступился старший. Курт начал вытягивать магическую силу из Стефана, превращая его в смертного.
— Прекратите! — Голос Евы резок, как удар ножом. И все прекращают мериться силой, отходя друг от друга. Никто не знает, как долго Ева стоит на балконе спортзала и наблюдает за нами. — Ной!
Она обращается к своему близнецу и всем понятно зачем.
— Ева, — просит ее Стефан с мольбой в голосе. Мы все знаем, как она дорога ему. Но мы знаем и Еву, которая не сможет простить ему несправедливость в отношении Мелани.
Девушка непреклонна, и, несмотря на ровный тон голоса, все знают, что ей также больно видеть и участвовать в этом, как и Стефану:
— Ты же сам сказал, что она ударилась, так чего тебе бояться Ноя?
— Ну, хорошо! Смотри сама, как дело было! — Стефан подлетает к Ною и хватает его за руку.
Зрачок Ноя Валльде сужается и он видит прошлое, видит всё то, что творилось в кладовой вчера, транслируя это сестре.
Секунда, две, пять, десять… И Ной отпускает Стефана. Все трое сконфужены, смотрят себе под ноги. Знакомое ощущение присутствия, когда прошлое становится настолько реальным.
— Говоришь, об угол ударилась? — Ева чуть ли не плачет, и меня пронзает боль — все-таки Стефан сделал это, он все-таки ударил Мел. — Ну почему, Стеф, почему?
— Она впилась ногтями в рану! — Стеф пытается слабо оправдаться, но Еву уже не уговорить, впервые я вижу такой. Обычно она пыталась сдерживать себя. Но не в этот раз.
— Конечно, впилась, ты же ее толкнул в соль! — Ева практически накричала на Стефана, а мы переглянулись. Я почувствовал, как холодный ужас пробирается в меня: неужели у Мелани повреждения хуже, чем просто удар? Все знают, что некоторые особо чувствительные инициированные не выносят соли. Не зря мы так активно ее используем в охоте на ведьм: мы с помощью соли очерчиваем круг, чтобы ведьма не сбежала, а иногда кидаем соль на нее саму и вещество оставляет порой нехилые ожоги на Химерах.
Теперь я понимаю, почему Мелани вцепилась в плечо Стефана, а тот ударил. Наверное, у нее все тело в ожогах. На краткий миг, мне вспомнились длинные изящные ноги девушки…
— Но она не пострадала ведь! — заорал в ответ Клаусснер. И мой ужас резко сменился облегчением, так что даже в ушах зазвенело.
— Вот именно! Не пострадала, Стефан! Она обычная девушка! Она не Химера! Что ещё нужно ей сделать, чтобы ты глаза свои раскрыл? Может, ей стоит сразу в огонь прыгнуть, чтобы ты увидел, что она человек? — Ева замолчала, собираясь мыслями и силами. После чего снова включила режим «Ева Валльде — холодная и беспристрастная». — Ты поднял на нее руку, Стефан Клаусснер. И не надо оправдывать этот поступок тем, что ты думал — она Химера. Если ты смог ударить ее, значит, сможешь ударить и другую. Никто, понимаешь, даже Рэйнольд, — мое сердце сделало скачок, — Со своим предвзятым отношением к Химерам, никогда не опускался так низко.