Третья тропа
Помнится, пару раз в его ордене жгли еретиков-алхимиков. Те пытались создать Философский камень, который подарит бессмертие и возможность получать бесчисленное количество золота из ничего или из ерунды. Тогда молодой инквизитор думал, что эти сумасшедшие недостойны смерти. Теперь усомнился, а так ли это было?.. Бессмертие и могущество сопутствовали гордому и вечному одиночеству. Вечное одиночество и ад внутри – это ли то, к чему следует стремиться?.. Но он оказался заперт внутри этого мира и непрошено подаренных ему могущества и бессмертия. Или, если Бог милосерден, то… может, однажды ад закончится или начнётся новое, какое-то иное наказание?..
Из пучины воплотившегося кошмара Кайера вырвали… песни. Он случайно подслушал их, бредя по площади какого-то городка.
А в свете звёзд пылает нить между мирами,
Но хрупок и опасен этот тонкий древний мост,
И по нему те странники, что не были Творцами,
Спешили, чтобы спеть для жителей далёких звёзд…
Поющий оказался внешне не примечательным и бедно одетым мужчиной средних лет. Длинные усы только портили его лицо, так как не были выстрижены с почитаемым ныне у аристократом изяществом и аккуратностью. Но его голос… Его божественный голос, пронзающий до глубины души… Его глаза, в которых, казалось, скрываются мудрость и вечность…
Путник замер напротив сидящего менестреля. Тот вдруг оборвал песню и серьёзно взглянул на него. В этот полдень рядом больше никого не было, потому лишь один человек, сейчас остановившийся напротив, огорчился оборвавшейся песне.
- Почему ты поёшь там, где никого из людей нет? – недоумённо спросил инквизитор двух миров.
- А я, по-твоему, никто? – усмехнулся странный менестрель, едва приметно касаясь своего струнного инструмента.
Из-под его пальцев, казалось, то вытекала бодрая песнь звенящего ручья, текущего в небольшой роще, у которого усталый путник опустился на колени, чтобы зачерпнуть прохладной освежающей воды, то вылетал грозный рёв бури…
- Для себя поёшь? – растерялся Кайер.
- Каждый в этом мире поёт песню для себя, - был ответ.
От лёгкого звона струн инквизитору-иноземцу вдруг вспомнился тот лес, омытый дождём, и звонкий смех любимой… всего на мгновение из памяти всплыл яркий образ полузабытого лица…
- Какую песню? – спросил он, дрожащим голосом.
Менестрель задумчиво и с полуулыбкой взглянул ему в глаза. Что-то было такое в них… если бы Бог, тот, настоящий, мог бы иногда попадаться у людей на пути и смотреть им в глаза, то, может, он смотрел бы именно так?.. Серьёзно… дружелюбно… и так, словно видел этот мир насквозь… И… мог ли этот плохо одетый человек видеть будущее? Знать, какую цену ему нужно заплатить за освобождение усталой души?
- Да почем мне знать-то? - беззлобно проворчал менестрель, - Каждый поёт свою собственную песню.
- Но, всё-таки…
Под резкими движениями гибких длинных пальцев инструмент, казалось, слился, с шумом грозы. Казалось, вот-вот в небе засверкают рассекающие и разрывающие его на части молнии.
- Я и свою-то песню не знаю! Откуда мне твою-то знать?..
Под нежными прикосновениями пальцев струны, казалось, зашелестели, как одежды любимой…
И Кайер вздрогнул. Потому что ему вдруг привиделась девушка. Но не та. Не Анжела. У этой, чужой, были длинные чёрные волосы, почти до колен. Зауженные глаза. Серые. Нос с небольшой горбинкой… нет, всё-таки приплюснутый… густые изящные росчерки бровей, длинные чёрные-чёрные ресницы… Меховая короткая юбка и какой-то лоскут с кожей и костяными бусинами на груди… нет, с бусинами из позвонков каких-то рыб… На груди, на кожаном шнурке, у неё весел кусочек дерева с выдолбленным зверем… кажется, с зайцем, но… у зайца того были огромные клыки… В руках она сжимала пучок из разноцветных трав… и глаза её нежно смотрели вперёд… на менестреля… Тот вдруг вздрогнул, поднял взгляд. Кажется всего на миг он тоже увидел её, а потом она пропала…
Вздохнув, мужчина грубо протёр лоб рукой.
- Кажись, солнце голову напекло…
- Но, кажется, я тоже её видел, - растерянно сказал Кайер.
- Её?.. – менестрель вдруг поднялся, выронив инструмент, - Что именно ты видел?