— Всем доброго утра! — поздоровался с присутствовавшими в зале.
Здесь уже собрались отец Клемент, инквизитор Грегор, Ситхаз и конечно же Марра. В волосах последней я заметил голубой цветок. Со мной вразнобой поздоровались, сопровождая заинтересованными взглядами, на большую часть из которых я не обратил внимание, занятый иной проблемой. Мое место находилось во главе стола. Слева сидел отец Клемент, справа должен был расположиться Гвинед. Ни того ни другого сдвигать не хотелось. А значит…
— Эй парни! Надо сделать перестановку. Несите сюда еще один стул.
Уже спустя пару минут я усаживал рядом с собой девушку, а слуги из числа спасенных рабов быстро ставили блюда на стол. Пытаться что-то скрыть я не намеревался изначально, а уж после того, как о нашей связи стало известно каждой собаке, это стало просто бесполезным и даже глупым делом. А значит, следовало действовать нагло и с напором.
— Вина? — предложил девушке, имея в виду разбавленный алкоголь.
— Не откажусь, — ответила та, проказливо усмехаясь. Кажется, внимание присутствовавших ее только забавляло.
— Вижу, вас можно поздравить, — с теплотой в голосе произнес Клемент.
— Не, еще рано. Ты вот что мне скажи, Энквуд. Свадьба то когда?
Ну разумеется, кто еще такое мог спросить. И ведь главное, это заинтересовало абсолютно всех, включая мою спутницу.
— Когда надо. Думаю, я прежде тебя женю. Небось, кандидатка еще вчера определилась, не так ли?
— Так, так, — довольно подтвердил Грегор, унаследовавший положение соперника паладина.
— Эх, злые вы! — печально воскликнул тот и демонстративно обиделся, щедро плеснув себе вина.
Ажиотаж понемногу стал стихать и вскоре уже каждый принялся за содержимое своих тарелок. Я же еще и не забывал ухаживать за дамой, в мыслях кляня Гвинеда. И ведь надо было ему такое спросить⁈ Свадьба. Оно мне нужно? А Марре? Да у нас проблем полные карманы, чтобы еще думать о подобном! Хотя, свое нежелание выстраивать личную жизнь я не так давно оправдывал схожим образом.
Под такие думы и прошло застолье, после которого Гвинед отправился исполнять поручение, а я начал мысленно готовиться к непростому дню.
…
Завтрак завершился, а вместе с этим зал начал стремительно приводиться в совершенно иной вид. Стулья, скамьи, столы выволакивали прочь, оставив из всей мебели лишь кресло, установленное у дальней стены. В которое я и сел, уподобившись царю на троне.
Бессмысленная показуха? Думаю, такого слова в политике не существует, максимум что-то может являться неэффективным. Не более. А произвести впечатление на гноллов, бывших по своей сути дикарями, стоило. Иначе поставить такие условия, которые их не возмутят, не выйдет. Благо приготовления являлись не долгими, и уже спустя четверть часа я смог позвать наших союзников.
Те явились впятером, подозрительно оглядываясь по сторонам. В то же время у моего «трона» встали двое паладинов. И пусть число посетителей являлось большим, наличие двоих матерых, закованных в металл вояк действовало на них деморализующе, также, как и большое пространство совершенно пустого зала.
— Энквуд, мы пришли за положенной наградой! — наконец решился заговорить Кургар.
— Наградой? И что же вы считаете достойным получить за своё участие?
— То, что было обещано. До сих пор мы не получили даже жалкой шкуры. Неужели ты решила обмануть племя гноллов?
— Ты требуешь соблюдение договора от меня, но разве сам его исполнил, разве твои войны сражались достойно?
— Половина из нас погибла под стенами. Мы заплатили кровью. А потому имеем право на добычу, — продолжал настаивать старший над гноллами.
— Вот как? Значит имеете? А давайте тогда обратимся к свидетелю. Пусть он скажет, как себя повели гноллы в битве. Дан, что ты можешь рассказать об участии наших союзников? — спросил я паладина, командовавшего той частью войск, что добивала викингов под стенами, а потому видевшего весь «героизм» частично глупо погибших, частично сбежавших зверолюдов. И он поведал об этих событиях в самых живых подробностях, не стесняясь выражений.
С каждым следующим словом моего подчинённого, гноллы становились все мрачней. Ведь мало того, что услышать о своей слабости и трусости никому не приятно, так все эти слова ещё и ложились на весы, отмерявшие цену их помощи. По словам Дана та была просто ничтожной.