— А еще мне нужны чаны под выпарку селитры, — добавил Полески.
— Шестьдесят шесть и сто шесть, — подсчитал солдат, — сто семьдесят два талера.
У него были такие деньги если считать вексель от Рицци, что тот выдал Волкову в Рютте.
— То есть, если у нас ничего не выйдет с вашими мускеттами, я потеряю сто семьдесят два талера?
— Меньше, у тебя же останется земля в городе, — заметил Скарафаджо.
— И инструмент с наковальнями, — добавил Рудермаер, — и крепкая кузница.
— И чаны, хорошие медные, — сказал Пилески.
— Вот сто пятьдесят корзин угля, конечно, мы вернуть не сможем, — произнес мастер. — Но если все получится… Один мушкет будет стоить меньше десяти монет. А продавать его можно в два раза дороже. Пятнадцать минимум. А при двух мастерах, и еще пары подмастерьев мы будем делать три в неделю.
— Сто семьдесят два талера, — произнес Волков, как будто не слыша их, — я всю жизнь их копил.
— Фолькоф, я просто чую, что это затея сделает нас богатыми, — убежденно говорил Роха. — никто не делает подобного на обоих берегах Эрзе от гор и до холодного моря. Ни мы, ни еретики, ни хайландцы, ни ламбрийцы, никто.
— Это большие деньги, Роха, большие, это все, что у меня есть, — отвечал солдат.
— А ты все, что есть у нас, — продолжал Скарафаджо, — ты наша последняя шеренга. Вся надежда у нас только на тебя, и за тебя я буду биться, как не бился никогда в жизни. Мы все будем биться. Клянусь, я зарежу любого, кто попробует нам помешать. Давай Фолькоф, рискни, ты не пожалеешь, что связался с нами.
— Вы не пожалеете, господин, — добавил Полески. — Во всяком случае, даже если не выйдет с мушкетами, будем делать новый порох.
— А отчего это у нас не выйдет с мушкетами? — не согласился Рудермаер. — Все должно получиться.
Солдат оглядел их и произнес:
— Я буду все считать, я люблю считать. И землю я хочу посмотреть.
— Значит, берешься? — уточнил Скарафаджо.
— Берусь, — ответил солдат, а про себя подумал: «Если, конечно, выберусь из чумного города живым».
И молодой мастер, и аптекарь и Роха, вскакивали с мест, стали орать и обниматься. Все немногочисленные посетители смотрели на них неодобрительно, особенно не одобрял их поведение трактирщик. Но молчал. А они лезли с объятиями к солдату. Тот отпихивал их, а они опять лезли.
— Угомонитесь вы, — чуть раздраженно говорил он, — сядьте. Денег я дам, на покупку участка, но сначала мне нужно сделать дельце одно, и для этого мне понадобятся добрые люди, Роха, знаешь таких, есть добрые люди в городе? Человек десять-пятнадцать. На две недели надобны. Не для войны, для охраны. По полтора талеру на душу дам за две недели работы.
— Конечно. Таких людей сейчас много. Работы все меньше, как еретики убрались за реку. Найдем.
— А еще мне нужна сарацинская вода, — Волков глядел на аптекаря, — знаешь, где взять?
— Конечно знаю, — кивнул Полески. — А вам простая нужна или двойной перегонки?
— Я так думаю, что двойной перегонки, наверное двойной.
— Сколько нужно?
— Двадцативедерная бочка.
— Сколько? — удивился аптекарь.
Все с удивлением посмотрели на солдата.
— И еще мне нужна бочка крепкого уксуса. И перчатки провощенные, пар двадцать пять. Пара телег с меринами в обоз. И почини мне кирасу, она может пригодиться, — добавил он, указывая пальцем на Рудермаера.
— Все найдем, — заверил Роха, — но, видно, дельце ты затеял не простое.
— Еще какое непростое, — согласился солдат, — да только не я его затеял.
— Расскажешь? — спросил Скарафаджо.
— Нет, — отрезал солдат и крикнул. — Эй, трактирщик, давай обед.
— Я думал, ты никогда этого не скажешь, — произнес Роха, — сейчас поедим и можем пойти посмотреть наш участок, вернее, твой участок.
— Нет, после обеда я иду молиться, а завтра приходите в кафедрал к утренней мессе.
— Ты стал набожный, Фолькоф? — удивился Роха.
— А помолиться пред большим делом никогда не повредит, — сообщил Рудермаер.
— Это верно, — согласился Полески.
— Завтра будьте на утренней мессе, — сказал солдат, и закончил этот разговор.
На обед вскоре пришел Еган и Сыч. Волков не скупился — трактирщик радовался. А когда обед подходил к концу, появился молодой Удо Бродерханс, булочник, он увидал солдата, подошел, и без слов, но с поклоном, положил на край стола, рядом с локтем его, новенький белый талер.
Также без слов, солдат достал цепь из кошеля и, забрав монету, положил цепь. Юноша взял цепь, а потом наклонился к солдату тихо, почти в ухо, проговорил: