— Человек один действиями своими принесет Матери Церкви упрек имени ее. Такого случиться не должно.
— Мирянин, отец, нобиль? — поинтересовался монах-рыцарь.
— Солдат, а ныне станет рыцарем, архиепископ совершит акколаду сегодня. Имя его Фолькоф.
— Никогда не поднимали мы оружия на братьев-рыцарей, — отвечал монах-рыцарь.
Нунций был удивлен строптивостью брата, ему пришлось настоять:
— На то воля Божья, то во благо Святому Престолу и Матери Церкви нашей.
— То грех, брат, — заметил монах.
— То мой грех, брат, — решительно произнес нунций.
— Да будет на то воля Божья, — нехотя произнес монах-рыцарь.
Агнес спала абсолютно безмятежно, пока не стало светать.
И тут ее, словно, стало душить что-то. Как не было спокойного сна. Заметалась она по кровати, лягнула Брунхильду, что спала рядом, а потом стала задыхаться, словно душила ее веревка. Она проснулась, села на кровати. Солнце первыми лучами уже проникло в комнату через маленькое окно. Брунхильда спала спокойно, как может спасть молодая здоровая женщина. А Агнес тряслась, словно в лихорадке. Тревога овладела девочкой. Она встала и босая, в нижней рубахе, вышла из комнаты. Ей нужно было сказать господину что-то, а что, она сама еще не знала. Постучала в дверь покоев, где спали мужчины, и дверь отворилась. Она вошла внутрь, все были на месте и Сыч, и Еган, и монах. Все они спали на полу, а вот кровать была пуста. Господина не было. Агнес залезла на кровать, посидела и тихо заплакала. Так она и сидела на кровати, надеясь, что господин вскоре придет. Но он не шел. А вскоре Еган проснулся, и сказал ей, чтоб шла мыться и одеваться, что господина не будет, и что всем нужно идти на утреннюю мессу в главный храм города, что господин уже там. Агнес пошла одеваться, надеясь, что ее сон — всего лишь сон.
Глава шестая
Все, что до сих пор для солдата было важным и значительным, стало мелким и пустым на фоне того, что происходило.
Народ пришедший на утреннюю мессу, которую служил сам архиепископ, после мессы разошелся не весь, узнав, что в церкви еще что-то намечается. А еще там были все люди солдата: Еган, Сыч, Брунхильда, Агнес, брат Ипполит, и Роха пришел, и Полески, и Рудермаер. Для всех то, что происходило, было полной неожиданностью, только Еган был в курсе. Но принес алое сюрко и подушку для коленопреклонения и позолоченные шпоры. Пел хор, в этом прекрасном и большом храме был прекрасный хор. Архиепископ во всем своем облачении рукою призвал солдата к себе. Волков уже был облачен в красное сюрко. Он всю мессу был в нем. И когда к нему подошли два отца Церкви и повели его к алтарю, у которого стоял архиепископ, у солдата перехватило дух. Да так, что жарко ему стало, и звуки шли, словно издалека, и в ногах его случилась слабость, и хромать он стал заметно сильнее. Он не мог понять даже, наяву ли все это происходит. Он оглядывался. Видел лица своих людей, видел вылезшие от удивления глаза Игнасио Рохи и понимал, что это явь. А архиепископ, улыбаясь, взял его руки в свои ласково. И как по команде хор стих, в соборе повисла тишина, и святой отец зычно произнес, так, что был о слышно в самом дальнем углу храма:
— И сказал Господь: «По делам вашим воздастся вам». Так прими сын мой то, что заслужил!
И грянул хор, так красиво и торжественно, что Волков едва мог дышать от волнения. Кто-то подложил перед ним подушку красную, кто-то заставил его поставить на нее колени, хор снова смолк, а архиепископ стал читать молитвы над ним. Но он их не слышал. Склонив голову, и, глядя на богатые туфли курфюрста-архиепископа, он думал:
«Господи, со мной ли это происходит, не сон ли это»?
Он не знал, сколько это все продолжалась, и пришел в себя, только получив хороший удар по шее. И услышал слова архиепископа: