— Тяжки грехи мои, и в смирении несу я кару свою. Велено с рыцарем Фолькофом в мор идти — пойду в мор, велено будет в огонь идти — пойду в огонь. На все воля Божья. Сделаю, как велели.
— Кто тебе велел? И что тебе велели? — спросил Волков, который, помня слова Агнес, не очень-то был рад этому человеку.
— Велел мне к вам явиться прелат, отец Иеремия. Он же велел вселять в сердца людей ваших огонь Божеский, — отвечал отец Симеон, не добавляя к тому, что и канцлер отец Родерик тоже дал ему наставления. И о тех наставлениях кавалеру знать не должно было.
— И что это за прелат, зачем ему это? — продолжал интересоваться кавалер.
— Он глава капитула дисциплинариев, отец известный чистотой нравов и силой веры. Патриарх и пример всем живущим, — со смирением говорил поп, закатывая глаза в потолок.
«Мошенник, — сделал о попе вывод Волков, — прислали, чтобы следить. Боятся, что много себе возьму, коли дело удастся, а коли не удастся, и сгинем там, то такого попа и не жалко будет. Права была Агнес, гнать бы его, да на письме подпись самого архиепископа стоит, да с печатью. Попробуй погони».
— Если монсеньор архиепископ просит тебя взять — возьму, когда выходим, не знаю, людей еще нет у меня. Жить будешь на конюшне, в покоях места тебе нет, столоваться с людьми моими будешь.
— Многого мне не нужно, — смиренно говорил поп, — поницентию, епитимью возложил на меня прелат, хлеб и вода для удержания души в теле, и не более.
«Ну да, такую морду и плечи на хлебе и воде ты не отъел бы, пожрать не дурак», — думал кавалер, разглядывая попа. Потом сказал:
— Ступай, найди брата Ипполита, помогать ему будешь.
Отец Симеон поклонился и пошел искать брата Ипполита.
Пока кавалер говорил с попом, Рудермаер и Пилески ждали своей очереди. Они пришли просить денег на уборку участка и покупку материалов. Кавалер позвал Сыча:
— Вот этот рыжий Яков Рудермаер, — сказал Волков, — мастер оружейник.
— Знаю его, экселенц, пару раз уже за столом сидели, — кивал Фриц Ламме по кличке Сыч.
— Просит денег на очистку моего участка, и покупку материала.
— Да, — сказал Ркдермаер, — мне нужны бревна, брус, тес, скобы и гвозди. И еще нужны будут деньги на рытье колодца, за стеной река, думаю, рыть много не придется, отдадим за колодец не больше двух монет, итого на все нужно десять талеров.
— Деньги дам тебе, — сказал Волков Сычу, — рассчитываться будешь ты, все считай, коли можно бери бумагу с подписью, торгуйся за каждый крейцер. На слово никому не верь, плати всегда после.
— Понял, экселенц, — кивал Сыч.
— Аптекарь, — продолжал кавалер, — ты нашел мне сарацинскую воду и уксус?
— Искал, господин рыцарь, в городе столько сарацинской воды не нашлось, едва ли пять ведер наберется, да и та плохая, разбавленная, и много просят за нее, я подумал, что сам бы мог ее нагнать, будь у вас пара недель.
— Нет у меня пары недель, — сказал Волков, — а как отличить хорошую воду от плохой?
— Плохая не горит.
— Не горит? — удивился кавалер.
— Добрая вода двойной перегонки горит. На свету пламенем почти невидимым, а во тьме, видимым, синим. Есть и другие способы распознать добрую воду.
Тут в трактире появился монах Ипполит вместе с отцом Симеоном.
— Монах, — окликнул его кавалер и полез в кошель, — пойдешь с аптекарем, покупайте сарацинскую воду, торгуйтесь, говорите, что надобна она на богоугодное дело, — он указал на отца Симеона, — этого с собой возьмите.
— Господин рыцарь, — заговорил Пилески, — воды сарацинской немного нашел, зато нашел крепкого уксуса, почти задарма, хоть бочку, хоть две купить можно.
— Отлично, Ипполит, запрягай телегу, покупайте всю воду и две бочки самого крепкого уксуса, — Волков выложил на стол несколько монет. — Ты главный будешь.
— Да господин, — молодой монах явно обрадовался. — Все сделаю.
Когда Роха говорил, что приведет сброд и шваль, он не врал. Волков подъехал к этому сборищу, и половина из этих людей даже не встала с земли при его приближении, до тех пор, пока их главный не рыкнул на них. Только тогда они стали шевелиться и строиться. Не слезая с лошади, кавалер разглядывал этих людей и ничего, кроме неприязни, к ним не испытывал. Доспех кое-какой у них водился, оружие тоже, даже пара мечей имелась, но ни одной пики, ни одной алебарды. Пара, всего пара неказистых и немолодых арбалетчиков, со старыми арбалетами. Солдаты эти больше напоминали дезертиров, чем добрых людей. А на лбу одного так и вовсе красовалось клеймо. Кавалер напротив него остановился и спросил: