Пока мы шли, Алан фон Бейг растерянно теребил свой высокий воротник. Дознаватель нервничал. Мрачная атмосфера дворца действовала даже на его служащих.
Лорд Роркен дожидался нас в своих личных апартаментах. Энергетическая завеса спала, чтобы пропустить нас в круглый дверной проем, и снова замерцала, как только мы оказались в холле. Стражи не сопровождали нас. Я приказал своим спутникам подождать меня в скромно обставленном холле, где имелись лишь две чугунные скамьи, выложенные белыми атласными подушками, и вошел в личные покои Верховного Инквизитора.
Для этого визита я облачился в черный костюм, накинув поверх него плащ из темно-коричневой кожи, а инквизиторскую инсигнию закрепил под горлом. Все мои помощники тоже были одеты официально. В чем попало к Магистру Ордо Ксенос не приходят.
Стены ярко освещенного приемного зала украшали зеркала в позолоченных рамах, пол был выложен кремового цвета мрамором. Повсюду — на стенах, в канделябрах и даже прямо на полу — горели свечи. Зеркала отражали и рассеивали их яркое сияние. Я словно оказался внутри призмы, попавшей в золото солнечного света.
Мне даже пришлось заслонить ладонью глаза. Вокруг меня сотня мужчин проделала то же самое. Мои отражения. Размноженный Грегор Эйзенхорн в окружении мерцающих свечей. Я выглядел напряженным.
И это мне не нравилось.
— Никому не избегнуть всепроникающего света Инквизиции, — произнес голос.
— Ведь тогда ему пришлось бы самому излучать тьму вовне, — закончил я.
— Ты знаком с Катулдинасом, — сказал Роркен, подходя ко мне.
— Мне нравятся его апофегмы[6]. Но я никогда особо не любил его поздние аллегории.
— Слишком сухие?
— Слишком пафосные. Чрезмерно вычурные. Мне более по душе Сатаскин. Он менее... претенциозен.
Роркен улыбнулся и пожал мою руку.
— Значит, ты оцениваешь красоту поэзии по ее содержанию?
— Красота заключается в правде, а правда в красоте.
Он приподнял бровь:
— Откуда это?
— Доимперский фрагмент, который я когда-то читал. Анонимный. А что касается вашего первого вопроса, ради удовольствия я предпочту Катулдинасу Сатаскина, но буду настаивать, чтобы мои неофиты многократно перечитывали Катулдинаса, пока не смогут цитировать его так же, как я.
Роркен кивнул. Он был не слишком крупным мужчиной с гладко выбритой головой и короткой раздвоенной бородкой. Магистр носил темно-красную мантию поверх черной униформы и перчатки. Сложно было определить его возраст, хотя ему должно быть, по крайней мере, триста лет, поскольку он сохранял свой высокий пост в течение полутора столетий. Благодаря аугметике и курсам омоложения он выглядел человеком, приближающимся к пятому десятку.
— Могу я предложить прохладительные напитки? — спросил он.
— Спасибо, сэр, но вынужден отказаться. Нунции составили для меня столь плотный график на всю Новену, что мне хотелось бы сразу перейти к делу.
— Нунции Министорума для всех нас установили плотные графики. Лорд главнокомандующий приказал им сделать так, чтобы празднование прошло с максимально возможной помпой. А Грегор Эйзенхорн, которого я знаю, при любой возможности сделает все, чтобы не придерживаться их предписаний.
Это замечание моего ответа не требовало.
Я насторожился. У нас с Роркеном сложились хорошие рабочие отношения, и я чувствовал, что он полностью доверяет мне со времен дела о Некротеке, закрытого девяносто восемь лет назад. С тех пор он с удовольствием помогал мне, направлял меня и лично присматривал за моими делами. Но у Магистра Ордо Ксенос Геликана не может быть друзей.
— Присаживайся. Думаю, ты можешь уделить мне немного времени.
Мы сели на стулья с высокими спинками но разные стороны низкого столика, и он протянул мне прохладную воду, импортированную с железистых источников Гидмоса.
— Укрепляет и тонизирует. Как я понимаю, Колдунья устроила тебе серьезное испытание на Лете Одиннадцать.
Я извлек информационный планшет из кармана своего плаща.
— Предварительные выдержки из моего полного рапорта, — сказал я, вручая его Роркену.
Магистр принял планшет и, не читая, положил его на стол.
— Ты знаешь, почему я хотел поговорить с тобой?
Я подумал и пошел на рассчитанный риск.
— Из-за того, что поговаривают, будто я стал нечестивцем.
Он заинтересованно приподнял брови:
— Ты уже слышал?
— Да, эту информацию довели до моего сведения. Недавно.
— И какова твоя реакция?
— Честно сказать? Замешательство. Я не знаю источника этих слухов. Похоже, у кого-то есть причины испытывать ко мне неприязнь.
— К тебе?
— Ко мне лично.
Он сделал небольшой глоток воды.
— Прежде чем мы продолжим, я должен спросить тебя... Есть ли какая-либо причина, чтобы поползли эти слухи?
— Как я уже сказал, неприязнь...
— Нет, — спокойно произнес он. — Ты знаешь, о чем я спрашиваю.
— Я ничего не сделал, — сказал я.
— Поверю тебе на слово. Но если потом я обнаружу, что ты лжешь или хотя бы скрываешь от меня что-то, я буду... недоволен.
— Я ничего не сделал, — повторил я.
Он сложил ладони домиком и окинул взглядом море свечей.
— Вот что произошло. Инквизитор — кто, не имеет значения, — по секрету доложил мне о тревожном происшествии. Демонхост сделал милость и пощадил жизнь человека только потому, что принял его за тебя.