— Ни единого признака прозрения, — сказал он. — Вы можете уничтожить мой физический носитель, но вам не разрушить мою связь с хозяином.
— Гусмаан! — закричал Иншабель.
— Его больше нет. Его сознание оказалось наиболее открытым, поэтому я забрала его. Он послужит мне некоторое время.
Я шагнул вперед. Гусмаан поднял руку.
— Не волнуйся, Эйзенхорн, — сказала Профанити. — Я могла бы убить вас всех прямо здесь и сейчас, но то, что должно случиться, куда интересней.
Гусмаан раскинул руки, запрокинул голову и внезапно взмыл в воздух, роняя свое драгоценное длинное лазерное ружье. Он спокойно уплывал по небу, пока не скрылся за вересковыми пустошами, утонув в предрассветном сиянии.
— О чем это он? — спросила Биквин.
— Я не...
По холму заметались лучи света, и мы неожиданно услышали лязг гусениц.
Двадцать кадианских бронетранспортеров перевалили через вершину холма, освещая нас прожекторами. Солдаты Кадианских ударных войск бежали по склону, наводя на нас оружие.
— Это еще что за чертовщина? — закричал Нейл. Я был ошеломлен. Этого можно было ожидать в последнюю очередь.
— Инквизитор Эйзенхорн, — прогрохотал усиленный динамиками голос из переднего бронетранспортера. — За преступления против Империума, за злодеяния на Трациане, за сотрудничество с демонхостами вы арестованы и приговариваетесь к смерти.
Я узнал голос. Это был Осма.
Глава шестнадцатая
В сопровождении шести укутанных в балахоны дознавателей, зачитывающих вслух тексты из Книг Боли и Глав Наказания, по вересковому склону ко мне спускался инквизитор Леонид Осма. Розовый рассвет протянул первые лучи по суровой пустоши, можжевельники и орляк колыхались под ранним утренним ветерком. Вдалеке тетерева и птарцерны приветствовали своими криками восход зимнего солнца. Осма, хорошо сложенный, широкоплечий мужчина, разменявший пятнадцатый десяток, был облачен в бронзовый силовой доспех, пылавший оранжевыми бликами в красноватом рассвете. Орнамент в виде гербов Маллеуса украшал бесажью[17] и наколенники его брони, а шесть печатей чистоты оплетали его бевор[18] подобно цветочному венку. Длинный плащ из белого меха развевался за спиной инквизитора, смахивая снег с кустов вереска и можжевельника.
Лицо Осмы выглядело туповатым и злобным. Под бахромой тяжелых, седых бровей, под опухшими веками сверкали маленькие точки глаз. Коротко подстриженные волосы имели такой же цвет, как и сталь его меча. Несколько лет назад Леонид утратил нижнюю челюсть во время сражения с хорнитским берсерком. Аугметический протез представлял собой выступающий вперед хромированный подбородок, подключенный к черепу проводами и микросервомоторами.
На его спине между лопаток был закреплен штандарт, эмблема Инквизиции возвышалась над головой Осмы. В руке инквизитор держал энергетический молот — знак своего ордена. В другой руке он сжал запечатанный футляр из эбенового дерева, предназначенный для переноски свитков. Я сразу понял, что там. Карта экстремис.
— Это безумие! — прорычал Фишиг. Кадианцы вокруг нас напряглись и защелкали затворами.
— Довольно, Фишиг! — проговорил я и обернулся к помощникам. Они выглядели потерянными и напуганными. — Мы не станем сражаться со своими. Сдайте оружие. Мы скоро разберемся в этой смехотворной ошибке.
Биквин и Иншабель передали свое оружие кадианским гвардейцам. Фишиг неохотно расстался с карабином арбитра. Нейл открыл затвор пулемета, извлек магазин и отдал его ожидающим солдатам. Сам пулемет так и остался висеть на его плечах, поддерживаемый на уровне груди ремнями.
Я удовлетворенно кивнул.
— Шип приглашает Эгиду, во имя прохладной воды, спокойно, — прошептал я в вокс и обернулся к Осме.
Он приподнял свой энергетический молот, при этом бормочущие дознаватели умолкли и закрыли свои книги.
— Грегор Эйзенхорн, — произнес Осма на великолепном формальном высоком готике, — по обязательству перед господом Богом-Императором, нашим предвечным владыкой, и во исполнение воли Золотого Трона, от имени Ордо Маллеус и Инквизиции объявляю вас дьяволопоклонником и в свидетельство своих обвинений представляю эту карту. Да восторжествует правосудие Империума. Храни нас Император.
Я извлек обойму из своего штурмового болтера и вручил оружие Леониду, как и полагалось, рукоятью вперед.
— Ваши слова и обвинения были услышаны. Я повинуюсь, — ответил я по древней форме. — Да восторжествует правосудие Империума. Храни нас Император.
— Вы принимаете эту карту из моих рук?
— Я принимаю ее в свои руки, но лишь с тем, чтобы доказать, что она трижды лжива.
— Настаиваете ли вы на своей полной невиновности?
— Настаиваю на том, что я неповинен и чист. Да будет это записано.
Дроны, парившие за плечами дознавателей, все записывали, но, несмотря на это, самый молодой из спутников Осмы отмечал происходящее с помощью галопера на планшете, установленном перед ним на гравипластине. Эту деталь я отметил с некоторым удовлетворением.
Несмотря на абсурдность обвинений, Леонид соблюдал формальный протокол со всей полнотой и точностью.
— Прошу вас сдать знак полномочий, — произнес Осма.
— Я отказываю вам в этой просьбе. По протоколу о предварительном осуждении, я заявляю о праве сохранять свое звание до исхода слушаний.