— Прочь из моей головы! — громко прорычал я в ответ на непрестанный шепот Плиты.
Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы перемотать запись в вокс-трансляторе на начало и установить ее на непрерывный повтор. Затем я направил его сигнал в эхолот, который при анализе пород и установлении местоположения судна обычно использовался в качестве дополнения к ауспексу. Я вертел ручки настройки до тех пор, пока мощный сонар не оказался нацелен прямо на зловещий десятигранник.
Плиту пронзили потоки ультразвуковых импульсов. Императорский Молебен Об Изгнании Варпа, зубрившийся наизусть всяким примерным школьником Империума. Невинная молитва, ограждающая от тьмы, изгоняющая Хаос. Сомневаюсь, что когда-либо ее использовали столь действенно. Вряд ли мои наставники из школума когда-либо задумывались о таком применении этого простого, монотонного речитатива.
— Слова, — пробормотал я. — Твой мерзостный шепот против моих слов могущества. Как тебе это нравится?
Я включил сонар на полную мощность. Одного только потока звуковых волн хватило бы, чтобы оглушить человека и перемолоть ему кости.
В течение минуты я напряженно вглядывался в массив Плиты, боясь, что ничего не выйдет. Но потом шептание прекратилось. Его сменило гневное и мучительное инфразвуковое стенание, и наконец наступила агония.
Поверхность Плиты стала бесцветной, словно в одно мгновение покрылась плесенью. Она задрожала, круша обсидиан вокруг себя.
Потом ее внутреннее свечение мигнуло и угасло. Десятигранник стал неотличим от окружавшего его черного вулканического стекла.
Когда Плита умерла, то же самое произошло и с ее слугами, и с отвратительным червеобразным порождением. Удостоверившись, что Медея теперь просто спокойно похрапывает во сне, я медленно повел поврежденную гондолу обратно, как раз вовремя, чтобы увидеть, как последние липкие останки мерзкого червя воспламеняются и соскальзывают с измятого корпуса транслитопеда. В воздух столбом поднимались черная зола и дым горящего жира.
Пылающие трупы культистов усеяли дно пещеры. Неподвижные Ловчие стояли среди них, ожидая следующего распоряжения.
Огромная буровая машина была измята и покорежена, но не вышла из строя. Когда я посадил гондолу в ангар, появились техножрецы Бура, чтобы лично позаботиться о бессознательном теле Медеи.
Главный коридор машины был изогнут под странным углом. Инженеры Бура все еще пытались восстановить работу инерционных амортизаторов.
В воздухе витал едкий дым, к которому примешивались неприятные запахи горящей плоти. Эмос встретил меня в дверях зала управления и кратко обнял. Подобное проявление чувств было для него редкостью. Бур потерял свои оранжевые одеяния. Он наблюдал за нашим столь человеческим объятием с края мостика, и его нагой, зловещий, чуждый силуэт вырисовывался на фоне пожара, бушующего среди терминалов.
— Теперь все будет хорошо, старый друг, — сказал я Эмосу.
Он с виноватым видом отстранился:
— Тебе удалось, Грегор. Удивительно! Я... я не хотел проявить непочтительность...
Иногда мне хочется уметь улыбаться. Я слишком устал от безразличной маски, дарованной мне Горгоном Локом.
Подкрепляя слова мягким воздействием Воли, я произнес:
— Я не увидел в этом непочтительности.
Эмос застенчиво улыбнулся и в смущении отвернулся.
Зашипев антигравитационными подвесками, ко мне плавно подъехал Бур и, к моему удивлению, тоже обнял меня. У него это получилось неловко и неуклюже, и его механические руки не могли передать душевной теплоты. Мне стало тогда ужасно горько за него. Его человеческое нутро было тронуто произошедшими событиями. Он увидел и скопировал невольный порыв Эмоса. Я думаю, что в то мгновение ему отчаянно захотелось снова стать человеком. Но только на мгновение. И протезы его рук передавали не больше эмоций, чем тогда, когда он впервые поприветствовал меня.
Бур отпрянул в сторону, опустив руки. Зеленые огни его глаз заходили в глазницах взад-вперед, присматривая за ремонтными бригадами, исправлявшими повреждения.
— Я никогда этого не говорил, — начал он. Несмотря на все старания, механический голос звучал невыразительно и холодно. — Хапшант. Он был высокого мнения о тебе, Эйзенхорн. Как-то раз он сказал, что верит — у тебя впереди блестящая карьера и ты превзойдешь его. И, мне кажется, он был прав.
— Благодарю, магос.
Он снова посмотрел на меня. В его глазах заплясали крошечные искорки изумрудного огня.
— Ты так и не сказал, что же тебя привело сюда.
— Недавние трудности, магос, отвлекли нас.
— Да. Но тем не менее ты так и не сказал...
— Вначале я должен рассказать об обстоятельствах, изменивших мою жизнь, магос. Я не стану ничего утаивать в надежде, что ты сможешь понять и не изменишь своего мнения обо мне. Но сначала... Сто лет назад я кое-что оставил на твое попечение и изучение. Мне хотелось бы снова увидеть это.
Было даже забавно — словно сработал какой-то кармический закон. Конечно же, я не верю в такие вещи. Бур зарывался под землю и прокладывал туннели в самом сердце Синшары в течение одиннадцати недель только для того, чтобы Эмос мимоходом показал ему местоположение Плиты. А мы спустились в глубокие шахты и искали Бура только для того, чтобы узнать: то, за чем я прибыл на Синшару, все это время было благополучно заперто в глубине святилища Адептус Механикус.