Я с радостью получил Ваше послание о милосердии. Что же касается дела, по которому Вы спрашиваете совета: да пребудет в моих словах поровну понимания и любви, дабы мог я дать моему дорогому сыну ценный совет. Вы пишете о молодой женщине, замечательной красоты и духовных достоинств, «одержимой бесами»; Вы ищете заклинание, которое помогло бы избавить ее от этого проклятья. В моей библиотеке, как Вы и предполагали, есть литература, описывающая подобного рода изгнания, но прежде чем испробовать какие-либо ритуалы, я бы порекомендовал Вам подробно исследовать форму и симптомы ее болезни. Есть ли это, как Вы говорите, случай одержимости, или это сумасшествие, вызванное неким врагом, поднаторевшим в дьявольских искусствах? Сам Ангельский доктор учил нас остерегаться старух, могущих навести порчу, в особенности на детей, своим злым глазом. А есть и другие, еще более опасные, умеющие вызывать князя тьмы, о которых я знаю мало. Не забудьте оградить себя оружием веры и мужества, прежде чем поднять меч на такого врага.
Что же до способа изгнания демонов, то вот он:
Болящий держит свечу, сидя либо стоя на коленях, а священник начинает: «Помощь наша — в имени Господа», и присутствующие повторяют за ним хором. Потом священник окропляет болящего святой водой, возлагает на шею ему епитрахиль и читает псалом семидесятый: «На Тебя, Господи, уповаю», и потом молитву об исцелении болящих и говорит, взывая ко всем святым: «Молитесь за него и просите: исцели его, Господи».
Потом следует само заклинание:
«Я заклинаю тебя, смертный, но получивший жизнь вечную во святом крещении, именем Бога живого, Бога истинного, Бога, искупившего грехи твои кровью Его, исцелись, и да изойдет из тебя все зло и обман, что от лукавого, и всякая нечисть, противная Ему, кто грядет судить живых и мертвых и кто очистит землю огнем. Аминь…»
Я не стану тут приводить целого описания, потому что это не касается моего рассказа. В конце письма были приличествующие пожелания (да пребудет с Вами мир Господа нашего Иисуса Христа и т. д.) и просьба прислать копии некоторых протоколов, опять же, не относящихся к делу. Со дня написания письма не прошло и трех недель.
Я сказал, что был удивлен, прочитав это письмо, но в действительности я был более чем удивлен: я был изумлен — так, что едва не свалился со стула. Кто была эта «молодая женщина замечательной красоты и духовных достоинств»? Я таких уж точно не встречал. Наверное, — подумал я, — это одна из женщин в Кассера — дочь вдовы, например. Но с какой стати ее несчастья должны были беспокоить отца Августина? Бесы — как те, что являются по вызову, так и те, что владеют людскими душами, — не есть предмет забот Святой палаты. Папа Александр IV призывал инквизиторов особо остерегаться разбирать случаи ворожбы (и тому подобного), если только это не явная ересь.
Что касается рецепта, содержавшегося в письме, то я не видел в нем проку для моего начальника, поскольку он не был священником и ему следовало обратиться к помощи какого-нибудь кюре, прежде чем писать епископу Памье. Это была только одна из загадок. Но, зная, что отец Августин не мог написать епископу сам по причине слабого зрения, я пошел к Сикару и спросил его о письме.
— Да, — сказал он и, подняв голову, захлопал своими большими прозрачными глазами. Он просматривал тома «Суммы» Ангельского доктора, проверяя, не завелся ли там червь. — Я помню, что писал это письмо. Он отправил его в Памье вместе с еще какими-то свитками. Но насчет них вам нужно спросить брата Люция.
— О чем говорилось в письме? Вы помните?
— О какой-то женщине. В нее вселился дьявол.
— Вы знаете ее? Он называл ее имя?
— Нет.
Подождав немного, я понял, что если я хочу узнать еще что-нибудь, мне придется вытаскивать из него слова, будто зуб клещами. Сикар всегда был таким — сказывалось монастырское воспитание. Или же это отец Августин велел ему говорить только если спрашивают, отвечать только на вопросы, которые задают, и держать свое мнение при себе, пока он не достигнет высшей степени зрелости либо учености.
— Сикар, — сказал я, — не упоминал ли отец Августин того, где или с кем она живет? Не давал ли он вам каких-либо подробных описаний? Припомните.
Сикар послушно стал припоминать. Он закусил нижнюю губу. Нервно теребя перо тонкими пальцами, он качнул головой.
— Он только сказал, что она молодая. И замечательных духовных достоинств.
— И он ничего вам не объяснил?
— Нет, отец Бернар.
— А вы и не подумали спросить его?
— Нет, отец мой! — изумился Сикар. — Зачем мне это делать?
— Из любопытства. Вам ведь было любопытно? Мне было бы.
Бедный мальчик уставился на меня, будто не знал слова «любопытство» и не имел желания с ним познакомиться. Я понял тогда, что отец Августин поступил мудро, выбрав себе такого писаря — лишенного пытливости, от природы покорного и безнадежно тупого — и потому неспособного выдать тайны Святой палаты. С тем я и оставил его, сказав ему несколько ободряющих слов, и пошел к вечерней службе, все размышляя об этом удивительном письме, которое я решил — и не напрасно, как оказалось, — до поры спрятать.
Мысленно же я дал себе слово, что навещу женщин в Кассера, чтобы удостовериться, что там все в порядке. Но до приезда сенешаля мне не хотелось этого делать; я желал услышать его отчет, прежде чем предпринимать дальнейшие шаги.
Так случилось, что он вернулся на следующий день, и список подозреваемых был у меня еще не готов. Я даже не успел допросить Бернара де Пибро. Возможно, я переоценил свои способности, но, признаться, я не ожидал сенешаля так скоро. Если бы это расследование поручили мне, я бы вел его более медленно и осторожно.
У всех у нас, я полагаю, свои методы работы.
Я писал письма, когда привезли тела. Мне пришла мысль, что я должен обязательно увидеться с тремя приятелями Бернара де Пибро — Этьеном, Одо и Гибером, — чтобы по возможности установить, где они были и что делали в день убийства. По крайней мере двое из этих молодцов вполне могли обучаться искусству боя, и раз это были горячие головы, любители выпить, то были все причины полагать, что они подначивали друг друга свести счеты с виновником злой судьбы товарища. Этому не противоречило предположение о неповинности самого Бернара. Компания диких, необузданных юнцов, убежденная, что их друг сидит за решеткой без вины, в слепой ярости была вполне способна осуществить столь чудовищный акт насилия.
Пока, по крайней мере, они являлись главными подозреваемыми.
Вы, наверное, не знакомы с формальностями вызова свидетелей для дачи показаний перед трибуналом. К их кюре посылают письмо следующего вида:
«Мы, инквизиторы по делам еретиков, приветствуем вас, предписываем и приказываем вам, силой данной нам власти, от нашего имени уведомить такого-то, что ему надлежит явиться такого-то числа туда-то для ответа по вере его».
В этом случае я, разумеется, указал три имени и потребовал, чтобы они явились ко мне в разное время, в разные дни, поскольку я желал допросить их поодиночке.
Запечатав послание, я чинил перо, готовясь приступить к следующему (насчет тестя Раймона Мори), когда в дверь постучали. Поскольку дверь была заперта изнутри на засов, как принято у нас в палате, я поднялся и пошел открывать. На пороге я увидел Роже Дескалькана.
— Ваша милость! — воскликнул я.
— Отец мой, — он был весь мокрый от пота и серый от пыли и в правой руке держал поводья своей кобылы, — примите эти бочонки.
— Что?
— Тела в этих бочонках, — он показал на лошадей позади. Каждая была гружена двумя небольшими бочонками, перевязанными веревкой. Их сопровождали шесть или семь усталых и измученных тяжелой дорогой солдат. — Их засолили.
— Засолили?
— Поместили в рассол. Чтобы сохранить.
Я перекрестился, и двое из солдат, видя это, сделали то же самое.
— Я подумал, что вы захотите, чтобы я привез их прямо сюда, — продолжал сенешаль. Он говорил хриплым голосом и шумно отдувался. — Или у вас есть другие предложения?