— Друг мой, — обратился я к нему, как будто к незнакомому, лихорадочно соображая, что бы это все могло означать, — правда ли, что вы не едите мяса?
— Это правда, — отвечал он своим бархатным голосом.
— И почему, скажите на милость?
— Потому что пост душе во благо.
— Но если вы пришли сюда, то вы, наверное, слишком голодны, чтобы поститься? — Разговаривая с ним, я думал: куда же нам пойти? Ибо я не мог привести его в палату, где его узнали бы. С другой стороны, если бы я привел незнакомца в обитель, начались бы расспросы.
— Моя душа более голодна, чем моя плоть, — заметил С, поворачиваясь, чтобы идти. А я тем временем отозвал Арно в сторонку и зашептал, что я прослежу за этим еретическим отродьем, чтобы, если повезет, обнаружить его логово. А он, возможно, приведет меня к целому гнезду еретиков! И я немедленно оставил его, прежде чем он успел что-либо спросить.
Следуя на расстоянии за моим проводником, я миновал замок Конталь и пересек рыночную площадь. Он шел размеренным шагом и ни разу не обернулся. И все же у меня было чувство, что он знает о моем присутствии. Наконец он меня привел, но не на задворки курятника и не к потайному ходу в храм, а к жилому дому, верхний этаж которого был заселен, а нижний — склад — заперт, словно тюрьма. Проходя мимо, я увидел, как мой лазутчик извлек из одежды ключ и вошел в дом через боковую дверь.
Сделав крюк вокруг квартала, я вернулся к этой двери, которая была приоткрыта, чтобы я мог войти.
— Добро пожаловать, — тихо приветствовал меня старый знакомый. Затем он так же тихо затворил дверь, и лишь свет, падавший из двух маленьких, высоко расположенных окошек, освещал место, где мы стояли. Оглядевшись, я увидел, что склад полон тюками шерсти и штабелями бревен. Но я различил вблизи охапку соломы и рядом с ней предметы (бурдюк для вина, корку хлеба, нож, одеяло), которые позволяли заключить, что здесь кто-то обитает.
— Вы здесь живете? — спросил я.
— Временно.
— Кто-нибудь об этом знает?
— Думаю, что нет.
— Где же вы достали ключ? — изумился я, и мой лазутчик улыбнулся.
— Отец мой, я владелец этого дома, — сказал он. — Благодаря вашей щедрости.
— Вот как? — Мне было известно, что С приобрел виноградник, под вымышленным именем, но я и не подозревал, что он владеет домом в центре Лазе. — И все, что здесь находится, тоже ваше?
— Нет. Товары, что вы видите, принадлежат моим жильцам. — Он указал на потолок. Я рассматривал его с любопытством, потому что он, казалось, чувствовал себя более непринужденно в тюремной камере, чем в своем собственном складе. Он выглядел усталым и странно возбужденным. Его движения были необычно резки.
— Зачем вы вернулись? — спросил я. — Собрать арендную плату? Вы подвергаете себя серьезному риску, сын мой.
— Я знаю, — отвечал он. — Я пришел, чтобы помочь вам.
— Помочь мне?
— Я прослышал, что убит инквизитор Лазе. — Усевшись на один из шерстяных тюков, он пригласил меня сесть рядом. — Сначала я подумал, что это могли быть вы, но потом мне сказали, что это другой. Преемник отца Жака.
— Августин Дюэз.
— Да. Моих новых друзей очень интересовали подробности. Они узнали, что четверо стражников тоже были убиты. Четверо солдат. Это так?
— Возможно. — Встретив его ясный испытующий взор, я принужден был представить более полное пояснение. — Тела расчленили и разбросали по округе. Трудно сказать наверняка, вся ли охрана погибла или нет.
— Значит, вы не уверены?
— Я не уверен.
— Насчет Жордана Сикра?
У меня перехватило дыхание.
— Вы видели его! — воскликнул я, и он приложил палец к губам.
— Тсс! Мои жильцы вас услышат.
— Вы видели его! — Из осторожности я перешел на шепот. — Где? Когда?
— Неподалеку от места, где я жил. Он купил себе маленькую ферму и живет под другим именем. Но я помнил его по тому чудесному времени, которое провел под вашей опекой, отец мой. Он, бывало, топтал мою еду. — Мой лазутчик снова улыбнулся, и это была тревожная улыбка. — Он, конечно, меня узнал. Он пришел ко мне и предупредил, что с моей стороны было бы большой глупостью доносить на него инквизиции или кому бы то ни было, поскольку я беглый совершенный. И он был прав. Со стороны беглого совершенного такой поступок действительно был бы большой глупостью.
— Даже если бы это сулило значительное смягчение наказания?
— Но за это нельзя поручиться.
— Верно. Он, наверное, гадает, где вы сейчас.
— Отец мой, я часто ухожу проповедовать. Меня не бывает несколько дней кряду.
— Значит, он до сих пор должен быть там?
— Я полагаю, да.
— А если его арестуют? Что, если он выдаст вас?
— Ах, отец мой, — мягко проговорил С, — если его арестуют, я не смогу туда вернуться. Конечно, он выдаст меня. И посему вам предстоит решить, что важнее — Жордан Сикр или мои новые друзья?
— Жордан. — У меня не было сомнений. — Мы должны брать Жордана. Но по прошествии этого времени вы можете назвать мне хоть какие-нибудь имена? Какие-нибудь деяния?
— Да, некоторые.
— Тогда этого будет достаточно. Я должен запомнить их, потому что у меня нет при себе пера.
— Минутку. — Он поднялся. Из-за тюка шерсти он извлек склянку чернил, перо и пергамент. Я был сражен его предусмотрительностью.
— Пишите, — сказал я, но он поднял руку, отклоняя мое предложение.
— Нет, отец мой, — был его ответ. — Ежели сделаю это я, нетрудно будет выяснить, кто был доносчиком.
Только вообразите себе хитрость этого человека! Воистину, он был неподражаем! Он не знал себе равных. Я выразил свое восхищение вслух, и он ответил, что, подобно большинству людей, работает за плату.
И посему я поспешил заверить его, что сумма, обещанная ему за каталонских еретиков, будет выплачена полностью, хотя бы даже при меньшем, чем ожидалось, их числе. Но деньги, для передачи ему получит в оговоренный день известный нам обоим посредник.
— Что бы я ни делал до тех пор?
— Что бы вы ни делали.
— Тогда ищите меня через восемнадцать месяцев в Але-ле-Бэн. Я собирался навестить там друзей.
Более он ничего не сказал. Поэтому, записав сведения, которые он хранил в своей памяти, а память у него, должен особо подчеркнуть, была поразительной, я распрощался.
— Мое долгое отсутствие вызовет вопросы, — пояснил я.
— Разумеется.
— Вы скоро уходите?
— Немедленно.
— Будьте осторожны.
— Я всегда осторожен.
— До встречи в Але-ле-Бэн. — С этими словами я повернулся к выходу. Но не успел я открыть дверь, как мой лазутчик сзади дернул меня за рясу, и я от неожиданности вздрогнул, потому что он никогда ранее не делал попыток дотронуться до меня.
— Вы тоже должны быть осторожны, отец мой, — сказал он.
— Я?
— Чаще оглядывайтесь. Жордану, вероятно, заплатили за убийство вашего друга. У платившего еще, может быть, остались деньги.
— О, я знаю.
Я вдруг почему-то почувствовал гордость оттого, что С заботится о моем благе. Он всегда представлялся мне человеком сдержанным и бесстрастным, чуравшимся слезливых проявлений любви, дружбы и благодарности. За его кроткой наружностью чувствовалась твердая и холодная сердцевина.
— Поверьте, — сказал я ему, — я предпринимаю все меры.
Он кивнул, как бы говоря: этого и следует ожидать от инквизитора. Затем он открыл дверь и захлопнул ее за мной.
С тех пор я его не видел.