— Извини, мне пора. Но я постараюсь прийти еще раз, — пообещал я, смотря в лицо Марине.
Марина кивнула. Потом убрала руки с моей шеи, и пошла в сторону своей палаты. А я остался стоять на своем месте, смотря ей в след. Совершенно не таким я представлял наше прощание. Хотя, с другой стороны, каким оно еще могло быть? У меня же все на лице написано. Мне стало больно, боль в сердце пересилила боль в ребрах. Идти не было сил, но мне все же удалось заставить себя пойти к лестнице.
Я не умер. Хотя когда пуля только ударила в мою голову, мне показалось, что все, конец. Но нет, я остался жив. Кто-то утащил меня с поляны, на которой произошел тот бой с дезертирами. Видеть это я не мог, но чувствовал, что это так. Зато, лежа в бреду, я видел эпизоды из своего прошлого. Первое убийство, совершенное в далеком 238-ом, потом некоторые эпизоды из заключения. Мозг вытаскивал из моей памяти самое темное, что было запрятано там. Я не хотел все это вспоминать, но не мог остановиться. Единственным, что было светлым, были мои воспоминания, связанные с девушками, которых я знал. Веселая, всегда приветливая Лена, немного более замкнутая, но все равно при этом очень добрая и умная Марина. И Женя, девушка, которую я знал меньше всех, она тоже была здесь. Одна из тех, кого я потерял. А потерял я много кого.
Очнулся я из-за того, что внезапно в мое бредовое состояние ворвалась боль. Она была жуткой, будто всю боль, когда-либо причиняемую моему телу, сложили вместе, и направили на одну точку на моем теле. Я попытался закричать, но у меня не получилось, из моего горла вырвался только стон.
— Тихо, тихо. Сейчас все пройдет, — донесся голос откуда-то справа. В голосе явно читалась тревога. Обычно так говорят врачи, смотрящие за пациентами.
Я почувствовал, как к моей голове прикоснулась теплая рука. И по этому, короткому прикосновению я понял, она женская. Прикосновение было коротким, но от него почему-то притупилась боль. После руки, моей головы коснулась мокрая тряпка. Потом я почувствовал, как кто-то снимает бинты с моей головы.
— Ну вот, твоя рана заживает. Скоро можно будет их совсем снимать, — на этот раз голос донесся слева. Он по-прежнему был таким же добрым и ласковым.
Я попытался открыть глаза, чтобы рассмотреть ту, которая так старается меня вылечить, и у меня почти это получилось, но мне в глаза ударил свет, и мне пришлось закрыть их. Но мутный силуэт я смог рассмотреть. Почему-то мне показалось, что девушка одета в сарафан. Или в костюм сестры милосердия времен Первой Мировой.
— Лежи, тебе надо поспать.
Я почувствовал, как к моим губам прикоснулся край граненого стакана.
Потом мягкая, но при этом удивительно сильная рука приподняла голову. Я смог чуть-чуть открыть рот, и в него влилось немного содержимого стакана. Оно было горьким, и пить его не хотелось. Но почему-то я знал, что это надо выпить. Наконец весь стакан влился в меня, и моя голова снова легла на твердую подушку.
— Спи, тебе нужно выспаться.
Мне действительно резко захотелось спать. Значит, в стакане было снотворное. Ну ладно, врач сказал спать, значит спать. Сон наступил очень быстро. Перед тем, как окончательно уснуть, я почувствовал, как руки девушки Скрывают меня одеялом.
Константин Гаврилов сидел на стуле в своей комнате, и думал. В последнее время ему приходилось делать это слишком часто. Особенно, после того, как он напал на тот бронепоезд Лавры. Панфиловский неожиданно оказался слишком живучим. Сначала он смог убежать, а затем и убить тех людей, которым он велел расстрелять его. Потом он обезоружил еще отряд его солдат. Не убил, что самое интересное, хотя в прошлый раз он с ними не церемонился. Вон, Булгара он даже пытал, судя по тому, что у того были сломаны руки. Интересно, что тот успел ему сказать?
Но до последнего времени Панфиловский не делал ничего такого, что могло бы испортить настроение майору. До последнего времени. Но вот неделю назад он увел пленных, которых везли в Барково, и еще сжег вторую машину, в которой везли другой товар. Это было сильным ударом по Гаврилову, такое обычно не прощается. И он не простил. Послал за Панфиловским усиленный контрактниками отряд. Но он и этот отряд успел проредить перед тем, как его убили. Один из бойцов пустил ему пулю в голову.