Потом ещё последние бедствия, такие как голод и поветрия, сильно отразились на отношении простого люда к церкви. Та в тяжёлые времена, как они считают, не особо помогала пастве, а потому народ якобы имеет полное моральное право Отцу-понтифику не подчиняться. Подобное еретическое инакомыслие, конечно, старались пресекать, отправляя в земли, где появлялись иноки больше проповедников слова богов на пару с инквизторами, но не всегда получается переубедить миром, а потому распространение ереси приводит к восстаниям, которые нужно подавлять или королям, или уже самой церкви, если дело станет совсем худо. Но до участия церкви старались вообще ничего не доводить.
Реммет проехал через ворота и оказался внутри, собственно, Ёльма. Там сразу же приметил несколько мужиков, на вид типичных смердов из самой обычной сельской местности, наблюдавших за инквизитором, приехавшим в город. Они не скрывали своего недовольства, но говорили тихо, дабы не обрушить на себя гнев церкви с инквизицией.
– Смотри-ка, кто пожаловал к нам!
– Петух ощипанный…
– Какого чёрта он здесь забыл?!
– Ищет Йоффу, как пить дать.
– Так беги и предупреди его!
Один из них тут же рванул в сторону рынка. Инквизитор краем глаза заметил это, но сделал вид, что не обратил внимания. Только поправил шляпу, снял свой чёрный военный плащ, скрывавший плотный кожаный колет цвета охры, на котором спереди и сзади был вышит чёрными нитками церковный молот. На ногах штаны цветом чуть темнее колета и высокие ботфорты. На поясе четыре пистолета, дага и обоюдоострый горский палаш – универсальное и лёгкое оружие, которым было легко и фехтовать с обладателями шпаг, рапир, и отрубать головы, если предстоит казнить мага или еретика. Приехал он на молодом, сером, юрком скакуне, у которого по правую сторону от седла висела фузея в чехле, а по левую небольшая сумка, в которой лежала плеть для самобичевания.
На вид инквизитору было лет двадцать, может быть, двадцать пять. Обычно в таком возрасте заканчивали обучение и приступали непосредственно к работе. По этому конкретно было видно, что парень за спинами не прятался: по его шрамам на лице уже даже в таком сравнительно молодом возрасте можно было посчитать, сколько раз за службу борец с ересью уже мог погибнуть: из всех на лице особо выделялся тот, который красовался на щеке – он был длинным и глубоким. Даже страшно было подумать, в какой такой схватке побывал его владелец.
В остальном инквизиторы, проводившие в походах большую часть жизни скорее походили на стадо нищих оборванцев, чем по идее уважаемых в народе людей. Этот же от остальных своих братьев по служению отличался удивительной чистоплотностью, что, однако, нередко ещё больше отторгало людей от него. Если любишь мыться – знаешь пытаешься смыть грехи, да не получается, ибо душу в отличие от тела не отмоешь. Потому таких и остерегались.
Подъехал к конюшне. Увидев рядом мальчика, сидящего на сене, улыбнулся ему, затем слез с лошади.
К инквизитору подбежал юный конюх в бедных одеяниях чуть старше мальчишки.
– Приветствую вас, господин. Желаете подковать коня? Вымыть его? Накормить?
– Только вымыть и накормить. Новые подковы не нужны, – отвечал инквизитор, – одна лишь только просьба, – показал на фузею, – даже не вздумай своровать у меня хоть что-то. И чтобы следил как за собственной дочерью. Понял?! – достал из сумки мешочек с монетами, – там двадцать серебряных цельдиев. Конюху хватит, чтобы несколько дней ни в чём себе не отказывать, – кинул ему.
Тот поймал деньги. Удивившись, раскрыл рот и отвечал:
– Если смогу ещё чем-нибудь вам помочь, обращайтесь, – и поклонился.
– Хм… – задумался инквизитор, – помощь бы твоя пригодилась. я ищу нечто странное. То, что обладает силой, но старается этого не показывать, ибо боится меня. Знаешь, где мне найти это нечто?
Конюх испуганно посмотрел на мужиков, потом на инквизитора. Тот также окинул их взглядом. Те же с нескрываемым гневом и презрением продолжали следить за инквизитором, будто старались по выражению лица предсказать его следующий ход, либо же заглянуть в глубины его грешной души и найти там самую грязь. Желая, видимо, не обрушить на себя гнев этих озлобленных простолюдинов, в ответ парнишка лишь помотал головой.
Инквизитор прищурился:
– Я заплачу тебе ещё сто цельдиев золотом за эти сведения.
– Мёртвому не нужны будут деньги… – возразил конюх, поначалу выпучив глаза от такой баснословной для простого конюха суммы, но потом осознал, что жизнь дороже. Поклонился и отвечал – если от меня более ничего не требуется, позвольте мне уже выполнять свою работу.