– В арбалетчики тебя тоже не возьмут. Потому что эти мерзавцы о себе слишком большого мнения. Абы кого со стороны не принимают. Да и арбалет простой ты натянуть не сможешь, а на арбалет с ключом нужно столько же денег, сколько и на коня. И что же тебе остается, парень?
– Не знаю. Может, меченосец? – Робко проговорил мальчик.
– Мечи носят те, у кого на них есть деньги. Но не робей. Есть у меня для тебя хорошее местечко.
– Какое?
– Теплое.
– Ну что за место? – Волновался мальчик.
– Место при кухарке капитана Блоха.
Все окружающие опять засмеялись.
– Понимаешь, кухарка хорошая, но малость староватая и больно толстая, пудов восемь чистого веса, и поэтому, из-за своей полноты, малость воняет, и честно говоря, не такую уж и малость.
Люди покатывались со смеху.
– Так вот, нужно помогать ей мыться хотя бы раз в месяц.
Зеваки, собравшиеся вокруг их стола, смеялись и даже улюлюкали, а сержант не унимался.
– Обмывать ее телеса, скажу тебе, дело для храбрецов, типа тебя.
Смеялся даже краснощекий и пьяный Ральфи тоже. Все смеялись, кроме мальчика. Он сидел и внимательно смотрел на сержанта.
– Потому что, – продолжал сержант, – не все, кто видел ее промежности остались в своем рассудке. Вот погляди на Ральфи, он видел, и с тех пор пьет не просыхая.
– Ну, хватит уже, – вдруг произнес мальчик. Громко, сухо и даже резко.
Никто из собравшихся не ожидал, что этот мальчишка так может. Все перестали смеяться.
– Говорите, господин военный, в какой цех вы меня запишите?
– Ну, хватит так хватит, – произнес одноглазый, отхлебнув из кружки, – Пойдешь к корпоралу Ральфи, в лучники. Он, конечно, пьяница, но стрелок добрый. Думаю, и тебя стрелять научит. Я пишу в твой контракт, что ты теперь лучник.
Он мокнул перо в чернильницу и что-то написал в контракте, затем свернул его в трубку и отдал бумагу краснощекому.
– Все, парень, теперь ты контрактованный лучник капитана Блоха. Задаток ты получил, а увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются.
– Увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются, – повторил солдат поговорку старого сержанта. Волков так и не узнал, дошел ли его первый талер до матери, он часто думал об этом. А сейчас солдат сидел в унылой харчевне разглядывая коновала.
Коновал был высокий, грузный, лысеющий мужчина с плохо выбритым лицом. Он первым делом надел грязный кожаный фартук и осмотрел стрелу.
– Надо просто вытащить эту стрелу? – Предположил он.
– Надо, – согласился солдат. – Но она крепко засела в железе и выдергивать нельзя, потому что наконечник останется в ноге. Нужно будет сделать надрез.
– Ох, – тяжело вздохнул коновал.
– А вы, господин, и вправду хотите, чтобы эту стрелу вытаскивал я?
– А ты видишь здесь других коновалов, идиот? Ты ж вскрываешь свищи коням, нарывы коровам?
– Да, господин, но то коровы и лошади, или даже мужичье, а то вы…
– А потом рану нужно будет зашить. У тебя есть кривая иголка? Ты зашивал кожу лошадям?
– Да, господин, но то были лошади…
Солдат только сплюнул с досады, дал бы ему в морду, да встать не мог.
А вот кузнец солдату понравился. У него была пегая борода, крепкие руки и черные заскорузлые пальцы.
– Я обрежу деревяшку заподлицо, – сказал кузнец. – А потом приподниму, – сказал кузнец, разглядывая болт. – Потом мы снимем доспех и попробуем вытянуть ее.
– Ты щипцы принес? – Спросил солдат. – Наконечник так не выйдет, его придется щипцами тянуть.
– Щипцы принес.
– Хорошо, как вытянем наконечник, нужно будет зашить, пару стежков сделать.
– Шить я не мастак, господин, – сказал кузнец.
– Ну, хоть обрежь деревяшки и сними поножь. – Сказал солдат.
– Делаю. – Произнес кузнец, доставая из большого ящика инструменты и раскладывая их перед собой.
– Садитесь на стол, господин. А ты, деваха, давай сюда лампу и встань слева, чтоб свет не застить. Ближе подноси. Ну, держитесь, господин.
Солдат вцепился в край стола и вздохнул.
«Увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются» – вспомнил он слова сержанта. Каждое движение кузнеца отдавалось болью, а тот как назло не мог сделать что-то с одного раза. Не мог обрезать стрелу, не мог поддеть сталь. Почти все движения повторял дважды. Солдат понимал, что такую работу он делал впервые, поэтому молча терпел. Пальцы, ногти, вцепившиеся в стол, побелели. Со лба на нос скатилась капля пота. Но он молчал. Наконец, кузнец обрезал стрелу и снял доспех с ноги. Встал, вздохнул.
– Ну, вроде, я свою работу сделал. – Он поглядел на коновала, а на том лица не было.