– Все доспехи и оружие отнеси в мою комнату. Лошадь мою почисть, а всех остальных покорми, – солдат кинул мужику маленькую серебряную монету.
– Все сделаю, господин. – Ответил Ёган, ловя крейцер.
– А где тот мальчишка, что поехал к монахам?
– Не знаю, господин. Дорога не близкая, но, думаю, он уже должен ехать обратно.
Тюфяк был старый, влажный и вонял гнилью, а вот простыня была хорошей, плотной. На некоторое время такая простыня задержит клопов. Нога, если ее не тревожить, почти не болело, а вот плечо ныло, ныло, ныло и ныло. Хотелось все время перевернуться и лечь поудобнее, или сесть, но, как он не вертелся, боль не проходила, выматывала, не давала уснуть.
«Увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются, – в который раз вспомнил слова старого сержанта солдат. – Это уж не извольте сомневаться. Ad plenum». Он подумал, что без маковых капель заснуть не сможет, и тут же заснул.
Глава третья
– Господин, господин! К вам пришли! – Тряс его Ёган.
– Что?
– Пришли к вам.
– Кто?
– От барона нашего.
Волков приподнялся на локте, огляделся, он был не в духе, заснул только под утро.
– Кто пришел-то? Ты можешь сказать? – Чуть раздраженно спросил солдат.
– Так командир стражи нашей. Удо его зовут.
– Один пришел?
– Один.
– Пусть входит.
Волков сел на кровать, прислушиваясь к своим ощущениям. Нога чуть кольнула, когда он сел, а вот с плечом все обстояло куда хуже. Шевелить рукой было больно.
И тут в комнату вошел высокий, под самый потолок, воин. Начищенный шлем, судя по эфесу, добрый меч, старинный кольчужный обер с капюшоном, не раз бывавший у кузнеца, поверх кольчуги чистый сюрко, белый с голубым. Цвета местного барона, как на щите при въезде в землю. Вошедшему не было и пятидесяти. Его подбородок был свежевыбрит, а почти седые усы свисали чуть ли не до груди. Сразу было видно, что это муж добрый, из старых воинов.
– Здрав будь, господин, – с заметным поклоном сказал он.
– Для тебя я не господин, но и ты здрав будь, брат-солдат. Пригласил бы тебя присесть, но, видишь, тут не на что.
Комната была, забила оружием, седлами, доспехами, попонами и сбруями. Все остальное пространство занимала кровать.
– Вижу, – кивнул великан. – Я слышал, и мой сеньор тоже слышал, что ты вчера бился за нас. Барон просит тебя в гости. Рассказать, как было, как погиб коннетабль. А то баба-дура плетет не пойми что.
– Не знаю, смогу ли сегодня, – ответил Волков, отбрасывая плащ одного из ламбрийцев, которым укрывался. На левой штанине исподнего красовалось большое бурое пятно засохшей крови, – хочу сначала, что бы доктор осмотрел рану. А то вчера ее здешняя девица зашивала.
– Да и плечо у тебя, брат, нездорового цвета, – заметил великан.
Волков покосился на свое плечо и ужаснулся. Даже в свете маленького окна было видно, что ключица и плечо сине-багрового цвета. Волков поморщился.
– Да, доктор тебе не повредит, – заметил человек барона. – Меня зовут Удо Мюллер. Я сержант барона. – Он протянул солдату руку.
– Яро Фольков, отставной солдат. – Волков пожал ее.
– Солдат? Просто солдат? Кухарка говорит, что ты один всех ламбрийцев перебил, – говоря это, сержант поднял с пола добрый нож в красивых ножнах, – простой солдат, вряд ли смог бы. Да и доспех у тебя добрый, да и конь не солдатский.
– Нравится нож? – Не стал хвастаться Волков.
– Ламбрийский, работы доброй.
– Дарю, – произнес солдат.
Сержант ухмыльнулся:
– Ну, спасибо. Ну, а что мне сказать барону?
– Скажи, что помяли меня, и болт я в ногу получил. Отлежусь, подлечусь и через пару дней приеду.
– Ну, добро. Лечись, брат.
– Бывай.
Сержант вышел из комнаты.
– Ёган, – позвал Волков.
– Что, господин?
– Пусть приготовят что-нибудь на завтрак. Два яйца вареных, хлеб, и молока согреют. И меда. Не забудь меда.
– Ага, распоряжусь, – он повернулся.
– Стой, и еще пусть ведро воды согреют. И девку вчерашнюю позови.
– Хильду что ли?
– Брунхильду, да.
– Так не придет она. Горе у них.
– Горе? Что за горе?
– Так старший сын трактирщика, брат ейный, которого вы к монахам послали, так сгинул он.
– Как сгинул?
– А так и сгинул. Уехал, и более его никто не видел.
– Он же на моем коне уехал.
– Ага, еще и седло взял. И, скорее всего, взял черного жеребца. Самого дорогого. Да, точно. Вороново взял. – Радостно сообщил Ёган. – Любой бы в его возрасте захотел бы по деревне на таком коне проехать.