Ёган показал арбалет.
Солдат сразу понял, почему трактирщик пытался его оставить себе. Он, как был, в исподнем спустился вниз и взял арбалет в руки. Это было не оружие, это было произведение искусства.
– Сам он, конечно, передать мне его не захотел, – заметил солдат, разглядывая арбалет. – Теперь ясно, почему он хотел его припрятать.
– Ага, не захотел. Лежит, вон, в хлеву воет.
– Воет из-за того, что арбалет пришлось отдать?
– Да нет, из-за сына. Я ему сказал, что коня то мы нашли, а его сынка – нет. Сынок его сгинул, вот он и воет.
– Как бы он там не удавился в хлеву.
– Не удавится, у него еще два сына есть и две дочери. И еще трактир. Кто ж от такого богатства удавится?
Ёган распорядился насчет завтрака и воды и вернулся перебинтовывать плечо.
Солдат сидел на кровати и держал в руке удивительно красивый арбалет. На нем не было ни орнаментов, ни узоров. Арбалет был великолепен своим совершенством и законченностью форм. Ложе из желтого, твердого и легкого дерева. Волков не знал, что это за дерево. Оно было зашлифовано до гладкости стекла. Легкая и тонкая направляющая, колодка из каленой, клепаной стали, болты и клепки тоже каленые, намертво стягивающие плечи. А сами плечи, он таких не видел, но знал, что такие называются рессорой. Три тонкие кованые пластины были стянуты в одну огромную силу. Зажим для болта, спуск, механизм натяжения, ручка. Все было великолепно, совершенно.
Вошел Ёган. Волков протянул ему оружие:
– Возьми. Попробуй натянуть.
– Чего? За веревку тянуть?
– За веревку, – сказал Волков с усмешкой.
– А как?
– Как хочешь.
Ёган взял арбалет и попытался натянуть тетиву. С таким же успехом он мог бы попытаться натянуть оглоблю.
– Руки режет. Не могу.
– Хороший арбалет, – сказал солдат, – специально бить броню, сделан. Из таких рыцарей убивают.
Он взял из рук слуги оружие и одной рукой, при помощи ключа, натянул арбалет. Это было не сложно даже с одной рукой.
– Хорошо, сейчас я вас перевяжу, а вы есть будете. А я коней пойду седлать.
– Болты мне найди.
– Это что такое?
– Стрелы для арбалета. Должны быть в вещах дезертиров.
– Хорошо.
Волков сел на кровати, а Ёган стал снимать бинты.
– Не знаю, даже, как сказать, – начал он.
Солдат сразу подумал, что речь пойдет о деньгах:
– Так и говори.
– Трактирщик просит шесть крейцеров и восемь пфеннигов.
– Это за что еще столько денег? – Удивился Волков, – можно подумать, я тут на серебре ем. Его пиво – это помои. Он его бесплатно должен разливать.
– Не знаю, мне пиво нравится, я к такому привык. Только деньги он не только за пиво просит, а за овес для коней. Говорит, что кони наши овса на крейцер в день съедают. И вам, говорит, еду отдельно готовят. Вы мужичьей едой брезгуете. И в комнате спите, и на простыне, вот и набежало.
– Врет, паскуда, – беззлобно сказал Волков, – не могут четыре коня овса и сена на крейцер в день съедать.
– Это точно, пфеннингов семь, не больше. – Согласился Ёган.
– Значит, сына потерял, лежит в хлеву, воет, а про деньги помнит?
– Ага, он у нас такой, про деньги всегда помнит.
– Ну, значит, не удавится, дай ему пять крейцеров, а если начнет ныть, напомни ему, что он арбалет хотел у меня украсть.
– Напомню.
Ёган прибинтовал плечо и руку к телу.
– Не туго? – Спросил он.
– Хорошо, – ответил солдат.
Ёган заметно мялся. Что-то хотел.
– Что? – Спросил солдат.
– Я, вот, думаю, если мы сейчас на кладбище поедем, можно мне какую-нибудь рубаху из дезертирских надеть, а то моя больно ветхая, а там люди будут…
– Люди? Ну, надевай.
– А можно мне ту, кожаную. Ту, в которой дезертир был убит. Тот, чьи сапоги я ношу.
– Кожаную? Зачем тебе кожаная? Это рубаху под кольчугу надевают.
– Значит нельзя?
– Ты знаешь, сколько такая стоит?
– Красивая она, наверное, талер.
– Да, талер она и стоит, если брать у маркитантки. А если у мастера, то и все два.
– Ну, ясно, – вздохнул Ёган.
– Ты объясни, зачем она тебе?
– Ну, пояс у меня есть, от отца остался. И кинжал в ножнах. Я бы эту рубаху надел с поясом, и кинжалом, и сапогами, красиво было бы.
– Эта рубаха для войны, а не для красоты.
– Ну, понятно.
– Я собирался платить тебе крейцер в день. Ты за эту рубаху сто дней работать будешь?
– Я согласен, – сразу оживился Ёган.
– Ну и дурак, – сухо сказал Волков. – Да и не собираюсь я сидеть в вашей дыре три месяца.