А затем раздался свист и в шею мальчика ударила стрела. Брызнула кровь, а он сам выронил копье, сжав руки на деревянном древке. Но сделать ничего больше не смог и вскоре упал на землю, рядом с другими убитыми жителями.
— Сир, вы в порядке? — спросил один из охотников.
— Что? Да, в порядке. Двигаемся дальше, — ответил я, после чего мы впятером бросились дальше вглубь деревни.
Сказанное не было правдой. Все произошедшее, этот чертов бой… Раз за разом на ум приходил один вопрос — какого черта я творю? Что делаю на этих улицах? И все же остановиться, отказаться от схватки было невозможно. Я не мог просто уйти в сторону, позволив своим воинам сделать всю работу. Потому что подобное было бы лишь попыткой переложить свою вину на чужие плечи. Да и разве можно было оставить это поселение? Не идти на штурм?
За этими размышлениями я сам не заметил, как оказался на центральной площади селения и здесь по сознанию оказался нанесен новый удар. Все виденное ранее было обычным. Да, чувство скверны реагировало на присутствие местных жителей, да, вид деревни навевал мысли об упадке, но в целом Лесная мало чем отличалась от других поселений. И тем сильнее оказался контраст.
В центре сельской площади находилось множество установленных вертикально бревен, к которым цепями были прикованы женщины, мужчины, животные. Все они находились в крайне плачевном состоянии. Голые, грязные, покрытые кровью и не только ей. Каждого из присутствующих отличал взгляд — пустой, лишенный даже капли жизни. Только мерные вздохи говорили о том, что они еще не являлись мертвецами.
Отдельного слова заслуживало сооружение, возведенное в центре площади. И слово это матерное. На голой земле покоился алтарь, созданный из костей. Они были сплавлены какой-то магией, образуя цельную купель, в которой сейчас находилась жертва — скованная по рукам и ногам старуха, на половину погруженная в кровь. Все ее тело было покрыто гематомами и следами от плети. На иные подробности было просто тошно смотреть.
— Отец Доминик, — хрипло проговорил я, обратившись к оказавшемуся рядом аколиту.
— Да.
— Позаботьтесь о них.
— Конечно, конечно.
— Только возьмите кого-нибудь себе в защиту, мало ли как себя поведут спасенные.
Отдав распоряжение, я повернулся к другим вышедшим на площадь солдатам, сделал глубокий вздох.
— Всем! Обыщите деревню. Загляните под каждый камень, в каждую щель. Ищите еретиков. Каждого носителя скверны убить на месте, трупы сволочь к этому непотребству, — моя рука указала на алтарь. — Спалим эту дрянь вместе с создавшими ее отребьями. Все ясно⁈
— Да! Так точно, сир! — раздался хор голосов. После чего солдаты быстро разошлись в стороны, действительно начав прочесывать местность.
Я же, подумав, пошел вслед за остальными. Верен ли был приказ, имел ли я право так поступать? Не знаю, но обуревавшие эмоции требовали выхода, а бездействие казалось мучительным. Хотелось двигаться, куда-то бежать, что-то делать, лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями.
…
Спустя два часа после начала штурма. Дом старосты.
— Сир, деревня обследована, — хмуро доложил Гвинед, развалившийся на лавке.
— Каковы результаты? — тем же тоном спросил я.
— Мы уничтожили больше восьми десятков еретиков. Еще пятнадцать захвачены в плен. Охотники на ведьм утверждают, что в них нет скверны. В основном, это дети, которых еще не успели обратить.
— Наши потери?
— Убитых нет. Ранены семеро, но все они вскоре встанут в строй.
Хороший результат, пусть и ожидаемый. Все же у противника не оказалось сильных воинов, а их ментальная магия стекала с моих солдат, словно с гуся вода.
— Доминик. Что с людьми на площади? — обратился я к присутствовавшему при разговоре аколиту. Тот не стал присаживаться, стоял ровно, как столб и хмуро смотрел в пространство.
— Из физическое здоровье поправимо, но вот душевное состояние… — священник покачал головой. — Возможно более милосердным было бы окончить их жизненный путь.
— Не будем с этим торопиться.
— Конечно, сир, но есть и еще одна проблема.
— Еще? Какая именно?
— Женщины находятся в положении. А рожденные ими дети не будут приняты ни в одной известной мне общине. В лучшем случае они станут изгоями, в худшем — будут умерщвлены сразу после родов.
— Это с какой стати?
— Рожденные вне брака дети презираются, но еще хуже то, что их отцами были еретики. Деревенские жители… Стыдно признать, но большинство из них темные люди, склонные к суевериям. Они могут посчитать, что младенцы несут в себе скверну и даже мои слов окажется недостаточно, чтобы их переубедить.
Черт бы все побрал, еще и эта проблема? Да когда уже кончится этот проклятый день? Ладно, спокойно, я ведь правитель, то есть тот, кто реально способен повлиять на своих подданных. В этой же ситуации…
— Поселим спасенных в Камнеломке. Пусть старосте сообщат, что все рожденные дети после взросления поступят на службу ко мне и в будущем станут охотниками на ведьм. За каждого из них, при записи в ополченцы, деревне будет полагаться награда в двадцать золотых. Однако жители обязаны обеспечить этим детям должный уход и питание, а также предоставить время, которое они будут проводить в тренировках. Наставника для них я пришлю.
Доминик задумался, а затем кивнул.
— Да сир, это может сработать.
— Иные трудности, о которых я должен знать?
— Если такие и существуют, мне о них неизвестно, — ответил аколит.
— Хорошо. Гвинед, что с трофеями?
— Они не велики. Оружие — полное дерьмо. Лишь часть может подойти для вооружения ополченцев. Золота взяли также немного. Есть зерно и овощи, утварь и инструменты, а также несколько бочек с вином. Вот и все, что удалось получить.
— На большее мы и не рассчитывали. Соберите все полученное в одном месте. Жители Камнеломки помогут с доставкой. Еще предложения есть?
Мой взгляд поочередно остановился на лицах Гвинеда и Доминика, те ответили отрицательно.
— В таком случае Доминик, ты можешь быть свободен.
Аколита такой поворот событий удивил, но он не стал задерживаться и вышел из комнаты. Мы же с Гвинедом остались наедине.
— Выпить хочешь? — в лоб спросил я.
— Знаешь же, что не откажусь.
— В таком случае отдай приказ, чтобы доставили бочки с вином. Сегодня мы останемся в этой деревне.
Глава 20
Как построить замок
На этот раз пробуждение оказалось не самым приятным. Голову с утра будто залили свинцом. Даже просто поднять ее с кровати было подвигом. Не лучше себя чувствовал желудок. В горле же стояла такая сухость, словно я уже несколько дней не брал в рот воды. Давно у меня не было столь сильного похмелья.
С трудом утвердившись в сидячем положении и мутным взглядом обведя пространство, едва не застонал в голос. Средств борьбы с невзгодой заготовлено не было. Не то что рассола, не наблюдалось даже капли жидкости. Впрочем, спустя мгновение в голову пришло спасительное воспоминание, и я ухватился за валявшуюся у кровати Сумку. После чего жадно присосался к материализовавшейся в руке фляге с водой. Литровая емкость оказалась опустошена в один миг, но зато мне стало значительно легче. Настолько, что я смог встать на ноги и даже выйти из дома наружу.
Удивительно, но там меня встретил только занимающийся рассвет. Казалось бы, после произошедшей пьянки я должен был спать до обеда, но если вспомнить, когда мы с Гвинедом начали застолье… Я и без того проспал часов пятнадцать.
Утренняя прохлада подействовала на меня довольно благотворно. Голова прояснилась, стало легче дышать. Память также проснулась, хотя как раз это было скорее неприятным фактом. Сразу вспомнилось все то словоизлияние, что выплеснулось из меня под действием градуса. Единственное, что радовало в данной ситуации — у этой сцены присутствовал всего один свидетель, и он вел себя ничуть не лучше. Но стыдно было все равно.