Да, подумал Лександро, ещё до того, как он полностью приобретёт новый статус, тело его станет вместилищем для многих чудесных органов. Во всяком случае, так им рассказывал капеллан, именно за счёт этого обычный человек с хорошими задатками становится непобедимым исполином, имя которому – космический десантник.
На самом деле, чтобы стать могущественным, тело десантника должно включать в себя – как там сказано в литании? – вторичное сердце, оссмодуль, бископ; гемостамен, орган Ларрамен и ухо Лаймена… Нет, он забыл правильную последовательность имплантаций.
По этой причине в космический десант набирались только мальчики, которые ещё не сформировались, а не взрослые мужчины.
Медленное поступление в организм гормонов из оссмодуля поможет скелету подростка раздаться вширь и в высоту. При этом кости приобретут керамическое покрытие, а ребра грудной клетки срастутся в сплошной надёжный панцирь…
Капеллан звучно стукнул своим единственным органическим кулаком по обтянутому зеленовато-жёлтой тканью панцирю своей груди. Печать чистоты нестерпимо-яркого для глаз пурпура была заменена личным геральдическим знаком с изображением ногтя, пронзающего простёртую ладонь. Знак этот визуально утопал в грудной пластине, и казалось, что в этом месте на металле проступал призрак одного из его сердец, где пальцы представлялись лёгочными сосудами, а ладонь —. самим сердцем.
– Это – мой храм! Скоро у каждого из вас будет такой же!
– Разбитый храм… – едва разжимая губы, еле слышно бросил Лександро Веленсу, тщательно подражая произношению бывшего техна.
– Кадет Д'Аркебуз! – вскипая правым гневом, воскликнул капеллан. Выражение его лица и тон голоса были настолько искренними, что невозможно было понять, рассердился он на самом деле или только сделал вид. – В чём заключается функция уха Лаймена, которое заменит твоё собственное, если тебе будет суждено дожить до той поры?
– Сэр, оно предохраняет десантника от чувства головокружения и тошноты, которое обычно появляется при потере ориентации в пространстве независимо от силы раздражителя.
– И?
– Сэр, кадет не знает, сэр.
– Ухо Лаймена позволяет десантнику также усиливать фоновые шумы и производить их фильтрацию. Мой «разбитый храм», который, тем не менее, остаётся священной и помазанной ракией Рогала Дорна, также оснащён этим органом. Нервоперчатка вам уготована, кадет Д'Аркебуз! Преступление: богохульство. Приговор: пять минут болевого воздействия, уровень терция. Наказание последует немедленно в присутствии настоящих свидетелей. Таким образом мы очистим нашу часовню и самих себя в наших сердцах. – Потом, как будто слегка смягчившись, капеллан добавил: – Кадет, советую вам воздержаться от проклятий и богохульства во время исполнения приговора, иначе вы получите более суровое взыскание.
Капеллан прикоснулся к нескольким кнопкам на своей тележке. Люк в полу перед ним раскрылся, обнаружив под собой шахту. Оттуда поднялся стальной каркас, внутри которого висела прозрачная обтягивающая туника с изысканной вышивкой из тонкой серебряной проволоки. Своим видом она напоминала анатомическое изображение иннервации тела человека.
У туники отсутствовали голова и верхняя поверхность плеч. Металлический остов медленно развернул ткань.
Так это и есть нервоперчатка? На Трейзиоре Лександро представлял её в виде рукавицы, в которую заключают кисть руки…
Но никак не перчатку, натягиваемую на тело. Перчатку, которая облегает тело до самой шеи.
Капеллан почти восторженно пропел:
– Перчатка обтянет все твоё тело, за исключением головы. Эластичная ткань плотно приляжет к ногам, чреслам, корпусу и рукам. Эта сеть из электроволокна посылает болевые сигналы необычной силы ко всем нервным окончаниям на теле, не причиняя при этом организму ни малейшего физического вреда. Несмотря на то, что ты будешь испытывать невыразимые муки, и тебе будет казаться, что тело твоё поджаривается и обугливается, ничего такого на самом деле происходить не будет. Поэтому болевой сигнал может продолжаться без уменьшения.
Ампутированный облизнулся, плотоядно высунув язык, словно пробовал на вкус молекулы пота Лександро, которыми вдруг наполнился окружающий воздух, после чего продолжил:
– Самое большое время, которое человек способен вынести в нервоперчатке при болевой стимуляции третьего уровня без необратимых явлений, выражающихся в помешательстве, равно пятидесяти двум минутам. При подаче болевого сигнала в течение более длительного времени происходит необратимое перевозбуждение нервных окончаний…
Искусственные сапфировые глаза религиозного наставника осветились внутренним светом, когда он взглянул на Лександро. Почему он оттягивал момент пытки, продлевая агонию ожидания? Было ли это вызвано личной обидой на богохульство кадета? Не похоже! Нет, в этой обстоятельности было что-то священное и загадочное, словно сама Боль была богом, а он её жрецом.
Он прикоснулся к кнопке на контрольной панели своей киберколяски, и стальной остов снова опустился в цилиндрическое чрево шахты, перчатка при этом раздулась, готовая принять приговорённого к наказанию. Разрез туники теперь был на одном уровне с раскрытыми створками люка.
– Сними свою одежду, кадет.
Лександро какое-то время не шевелился.
– Предупреждаю, отказ выполнить приказ равносилен тяжкому преступлению, за которое следует высшая мера наказания.
Лександро, не мешкая, сбросил кадетскую тунику цвета горчицы, ботинки и набедренную повязку, оставшись в чём мать родила. Его гладкая кожа тотчас покрылась мурашками и стала шершавой. Усилием воли он пытался подавить дрожь в руках и ногах, но это не помогало.
– Теперь залезай в перчатку, Д'Аркебуз. Она не порвётся.
Лександро одним прыжком оказался возле люка и спрыгнул вниз. Перчатка ловко охватила его, заключив тело в объятия. Она обтянула его, как вторая кожа. Свободной оставалась только голова, торчавшая над уровнем пола.