– Выкуй нашу судьбу! – визгливо вскрикнул Саграмосо.
Казалось, он испытал приступ боли. Он пошатнулся и едва не уронил меч, потом резко выпрямился. Но и после этого его голова словно ушла в плечи, как будто морщинистая шея стала короче. Обе грудные мышцы приобрели чёткие формы, соски превращались в торчащие вздёрнутые носы. Над каждым из них открылось по паре желеобразных глаз, а внизу – по кроваво-красному рту, похожему на свежую рану.
Что это? Неужто Ери от всей этой дряни заскулил?
Да, это было именно так…
Лекс слышал, как бедный экс-техн начал бормотать какую-то патетическую литанию Имперского Культа, которой его научила маменька, когда он ещё ходил под стол… одновременно с силой сжимая пальцы.
Бифф тоже как будто пребывал в каком-то, лихорадочном состоянии.
Карликов, похоже, уже не объединял былой энтузиазм… Из зала доносились отдельные раздражённые выкрики.
Когда рты на груди Саграмосо разверзлись и начали исторгать вязкие звуки, Лекс разволновался. Его с навязчивой настойчивостью одолевали вопросы, от которых кружилась голова и к горлу подкатывала тошнота.
Наблюдаемые им воплощения сводили с ума, подвергая сомнению все, во что он верил. Священный обет Рогалу Дорну… святость Императора на Земле… лояльность других Кулаков, которые, как выясняется, бросили Лекса на произвол судьбы. Как, впрочем, и сам Дорн, который давно и безвозвратно почил в бозе. Как Император,,смертельно больной и бессильный, эпоха правления которого, скорее всего, близилась к завершению, уступая место царствованию… кого или чего!
Ясно чего. Сверхъестественной магии из жуткого пространства с чудовищными измерениями, не вписывающимися в рамки здравого смысла. Если уж душе Лекса в скором времени было суждено оказаться втянутой туда, он со смирением встретит свою судьбу.
– Образ, – бубнил Бифф невнятно. – Какой до безобразия искажённый образ.
Рот лица на левой половине груди Саграмосо тем временем вещал:
– Скорей убей остальных десантников Вселенной! Рассеки их пополам и съешь их экскременты! Мы призовём на помощь орды завывающего ужаса, который поглотит захватчиков и истребит их силой одного лишь страха!
Так обещал голос.
Его собрат с правой стороны придерживался другого мнения.
– Как бы не так. Твоя звезда почти уже зашла, лорд Саграмосо, – выкрикнул он. – Твоя судьба предрешена. Так что отвергнем ограничения! Сбросим тесный корсет нормы! Покоримся всецело Перемене!
Выражение озабоченности омрачило лицо Саграмосо. Он в нерешительности задёргался.
– Я ведь бог, не так ли? – спросил он вслух самого себя. Один рот ответил:
– Так.
Второй возразил:
– Нет.
– Ты инструмент бога…
– Тебя боготворили. Ты искал поклонения. Ты принимал поклонение, замешанное на страхе.
– Твоя жажда славы породила силы.
– Твоя жажда перемен в космическом укладе и твоя жестокость породили жестокие силы перемен.
– И имя этой перемены не иначе как… Тзинч!
– Тзинч. Великий Тзинч.
Уже от звуков одного этого имени у Лександро помутился разум. Это имя казалось таким могущественным, таким вечным, таким всепоглощающим. Восставая против понятий пространства и времени, оно уносило их в ураганном смерче незнакомого магического мира, в котором властвовала иная геометрия, постичь которую простому разуму было не дано, если только реальность не обращалась в ночной кошмар…
– Помоги мне, Рогал Дорн, – взмолился Лекс.
… Рогал?
… Дорн?
Свистящее, всесильное имя – Тзззииии-инч! – почти заслонило имя Примарха, как будто имя Рогал Дорн было не более чем жалкий лепет младенца в соломенной люльке, затерявшейся в океане хаоса.
Рогал…
… Дорн…
ТЗЗЗИИИИИНЧ!
Как бы то ни было, но Лекс ухватился за этот хрупкий талисман имени Примарха, почти слившись с ним воедино, хотя знал, что в скором времени будет принесён в жертву силе, стоявшей за тем, другим могущественным именем, и приготовился – если повезёт – стать порабощённой, безликой толикой выжатой души, попавшей в порочный круг навязанного объятия.
Вдруг донёсся далёкий, но ясный голос:
– Отринь Дьявола. Верь в меня до самой смерти.
На теле мятежного правителя стали возникать лица скватов: неясные карикатурные гримасы.
Раскрывая рты, одни из них бормотали приветствия, адресованные аудитории карликов, другие передразнивали их. Хор нестройных голосов в амфитеатре набирал силу. Скептически настроенный Живой Предок протестующе поднял руки. Он уставился на Саграмосо свирепым взглядом, словно силой воли хотел остановить это магическое представление. Выпуклый глаз на ладони Саграмосо засветился ядовито-фиолетовым светом.
Несколько мгновений, равных для Лександро вечности, длилась безмолвная дуэль взглядов Живого Предка и Глаза. Саграмосо, все ещё сжимавший в руках силовой меч, почти не шевелился.
Старый карлик покачивался. Тем временем его белобородые товарищи с беспокойством ёрзали на своих тронах, пребывая в нерешительности. Настал час выбора: присоединиться ли к мудрому старейшине или к человеческому божку.
Охранники-карлики и воины Антро, бывшие до сих пор союзниками, посматривали друг на друга с чувством всевозрастающего недоверия. В такие моменты, исполненные приходом власти непреодолимой силы, мир становится зыбким, а старые клятвы и верования спытывают проверку на прочность; лояльность – всего лишь маска, в то время как истина имеет ряд противоречивых ликов.
– О наши святые Предки! – с болью в голосе воскликнул древний карлик.
– Что? Мы все здесь, в этом теле, – отозвался один из ртов на груди Саграмосо. – Разве ты не узнаешь нас, Досточтимый Римбелдорп? Этот человек второй после бога!
– Второй, – эхом повторил другой рот с двойственным чувством. – Очень скоро он станет истинным демоном Господа Перемен.
– Что это за Господь такой? – с резкой грубостью спросил старик, известный под именем Римбелдорп. – Какие дьявольские силы здесь замешаны?