Что-то постороннее.
Что-то было странное в отзвуке дыханий и сердцебиений, раздававшихся под веерообразными сводами, исполненными высокомерия Озимандиаса и скованной цепями обреченности костей.
Правая половина ощущала что-то еще...
********
Логика бывшего техна Ереми тоже спала.
Во сне ему виделись инструменты с начертанными на них рунами. С их помощью компоненты приводов и ворп-карбюраторов, а также отдельные элементы тяжелого и легкого вооружения собирались в грандиозное оружие в стиле барокко.
Слоновьи махины колес поддерживали заключенные в клети шасси из кованого адаман-тия. Гидравлические откатные буфера были под стать канализационной насосной станции. В самое сердце галактики нацелился невероятно длинный, охваченный медными обручами ствол.
Это оружие должно было выстрелить бронированным человеческим снарядом, имя которому было Ереми. В вытянутых руках он сжимал, как факел, огромный фолиант, переплетенный в люминесцирующую человеческую кожу, на которой замысловатой вязью значилось название Codex Lex, Книга Закона...
Только бы ствол не взорвался.
Тем временем чувственная сторона его сознания бодрствовала и воспринимала сигналы, поступавшие извне от спящих товарищей, в частности от Лександро Д'Аркебуза...
Ереми не рассуждал логически. Он не мог. Его мыслящая половина пребывала в иллюзорном мире снов, где в соответствии с логикой сна сооружалось Оружие Закона.
Он испытывал гормональные приливы, равные бессловесным эмоциональным переживаниям. Ревность. Ненависть. Благочестивость. Братство.
Каждое из этих понятий кружило вокруг загадочной притягательности Д'Аркебуза, как голодная акула в поисках ужина.
Глубоко в душе он осознавал, что, став преданной тенью Д'Аркебуза, чем-то вроде фаната, защитником и охранником Д'Аркебуза в его показной беспечности, он только поднимется над ним и унизит своего чертова "братца".
Да, он подавит свою неприязнь и, вопреки своим чувствам, возьмет над ним шефство и будет охранять Д'Аркебуза, отводя опасность и угрозу его жизни. Ереми должен стать добрым гением Лександро, пиявкой, если угодно, доброкачественным вампиром, который будет отсасывать яд опасности, паразитируя таким образом и одновременно спасая его дух. Так будет продолжаться до тех пор, пока сам Лександро с горечью не поймет и все остальные с презрением не узнают о побудительных мотивах его показной доблести, которая исходит вовсе не от Дорна, а от высокомерия и экстравагантности бывшего обитателя высших уровней...
Такие чувства бередили покой правого полушария мозга Ереми, хотя и выражались не словами, а скорее, в виде эмоциональных понятий и образов, формировавшихся в сердце и в чреве и разраставшихся подобно раковым опухолям.
Сонный разум самого Лександро видел себя, осыпанного почестями и наградами. Вся поверхность его кожи была отмечена вытатуированными геральдическими знаками. Он казался живым щитом в броне добродетели. Он был облачен в прозрачную невесомую ткань нервоперчатки, почти неразличимую постороннему глазу. Стоя высоко на балконе с вязью из пласталя, .безжалостный и благородный, он наблюдал за казнью бесконечной череды инопланетян и еретиков, проводимой Кулаками. Испытывая одновременно собственное болезненное наказание, которому не было предела и о котором десантники могли только перешептываться с благоговейным ужасом.
В то же время его органы чувств воспринимали высокий свод, каждая затененная борозда которого представлялась ему светящейся, пронизанной светом чистоты, испускаемым линзами существа самого Рогала Дорна...
**********
Биффа что-то встревожило, и он пробудился от транса расщепленного сознания.
Но пока он все еще ощущал себя животным организмом. Еще мгновение над логикой и разумом господствовало чувственное восприятие: зрительные образы, вкус и запах.
Он был подонщиком, превратившимся в зверя.
Потом в пробудившееся сознание, к которому постепенно возвращалось единство, хлынули слова. Целые и невредимые, вернувшие свою понятную суть.
- Здесь есть кто-то еще, - всполошился он. - - Здесь давно присутствует кто-то посторонний. "Не следует так перенапрягаться с образованием, подумал он. - Иначе я лишу себя животного восприятия окружения, своих старых инстинктов обитателя дна... Меня запутают те чувственные образы, которые воспринимаются любым зверем, с его врожденной способностью немедленно реагировать на посторонние вибрации.
Возможно, этот щеголь был прав в том, что насмехался над прилежной усидчивостью Биффа в Скриптории...
*********
В дальнем углу подвала они обнаружили четвертованного узника. Лишенный рук и ног, его могучий торс был вертикально установлен в массивном бронзовом котле. В эту емкость он был вмурован с помощью свинца, который, по всей видимости, был залит в котел в расплавленном виде, а потом затвердел вокруг ягодиц.
Глаза с подшитыми веками не закрывались, и он, не мигая, смотрел на гигантскую голову Саграмосо, которая по размеру почти точно соответствовала нынешнему уменьшенному состоянию его тела. Место, откуда росли руки, окрашивали пятна застывшей киновари. Губы его были зашиты тонкой черной полоской кожи, взятой, по-видимому, от хлыста, завязанные концы которого свисали наподобие усов.
Когда скауты подошли к ампутированному поближе, они увидели, что своим весом он пытается раскачать котел. Это слабое трение, вызванное его сверхчеловеческой попыткой, и было тем посторонним звуком, который различил звериный мозг Биффа.
Человек - вернее то, что от него оставалось, - смотрел на них широко раскрытыми глазами. Он дышал. Его крупный подбородок судорожно двигался.
На теле были заметны слабые росчерки древних операционных шрамов... Три отверстия на лбу свидетельствовали о прошлом наличии стержней, которые по всей видимости вытащили щипцами...
Это был - когда-то - космический десантник.
Его щеки украшала ярко-красная татуировка, изображавшая миниатюрные кубки, до краев наполненные пролитой в сражениях кровью.
Сержант Юрон приказал Биффу подать ему свой боевой нож. Петля хлыста, сомкнувшая и связавшая рот изувеченного десантника, имела тисненый бордюр в виде повторяющегося рисунка кабалистических гексов. Пробормотав молитву, чтобы обезвредить их злокачественное влияние, Юрон, продев тончайшее лезвие ножа между губами покалеченного и кожаным шнурком, легким движением разрезал его.
Рот тотчас открылся, и обнажились длинные и острые, как звериные, резцы и клыки пленника. Полые клыки напоминали шприцы для подкожных впрыскиваний, вырезанные из слоновой кости.
Человек издал несколько хриплых звуков, понять смысл которых не представлялось воз-можнымгЕго большой и неповоротливый язык, пурпурной массой смутно виднелся за изгородью жутких зубов и толстыми усами перерезанного хлыста. Горло было пересохшим, как пыль.
Юрон поднес к растрескавшимся губам свою флягу и начал впрыскивать в сухую глотку тонкую струйку воды. Человек вытянул шею вперед и широко раскрыл рот, обнажив зубы, словно хотел ухватить сержанта за перчатку и прокусить ее, но почему-то не сделал этого.
- Кто ты? - командным голосом спросил Юроч.
- Кровопийца... Десантник... Лейтенант... Тесла... - едва различимо прошелестело в ответ.
Бифф бросил быстрый взгляд на командира, тот в знак подтверждения кивнул.
- Славное Десантное Братство. Я много о них слышал. Как вы попали сюда... сэр? - спросил он ампутированного, нижняя часть тела которого, включая ягодицы и пах, была вмурована в свинец.
Кровопийца с огромным трудом попытался заговорить снова:
- Исследовательский корабль... Отряд из десяти... Поврежден в схватке с инопланетянами... Навьгатор скончался... Спасаясь, мы приземлились на этой лояльной планете... Оказалась не лояльной... Они обманули нас... Они стравили нас с Титаном... на арене из стек-лоброни. Титаны! У Них здесь Титаны!
У Юрона вырвалось проклятье:
- Сколько Титанов?
-- Думаю, штук шесть класса "Полководец" и один Императорский Титан... Вам это известно?