Часть шестая
София раздала служанкам приказания и села в кресло, кивнув юноше на место напротив. Тот болезненно сжался и неловко упал на пол, видимо, хотел привычно сесть у ног новой владелицы, считая себя недостойным кресла. Девушка же молча встала и помогла ему подняться и устроиться на кушетке, затем, немного подумав, села рядом и осторожно взяла за острый подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза.
— Как тебя зовут? — ласково спросила она. — Меня Софией.
— Дамиан, Ваше Величество, Дамиан из Лермо. Вы знаете этот славный город? — в серых глазах юноши промелькнула слабая надежда. — Знаете, правда?
— Знаю, — девушка улыбнулась. — Почему тебе это так важно? Это что-то изменит?
— Это многое изменит, — Дамиан робко взял её за руку. — Может, хоть вы не будете считать меня всего лишь дикарём, Ваше Величество? — как-то запальчиво произнёс он, но тут же сник, как-то инстинктивно, по-звериному пряча лицо и голову, вздрагивая всем телом, будто ожидая сильного удара плетью. София на мгновение увидела его исполосованную спину с проступающими позвонками, и её сердце сжалось, девушка прижала тонкие бледные руки к груди, едва сдерживая крик ужаса — она доселе никогда не видела такой жестокости и такого страха.
— Ты не дикарь, тебе просто не повезло, — София взяла себя в руки и ласково погладила Дамиана по щеке. — А ты красивый. Конолльские мужчины все красивые?
— Вы, верно, видели ещё, — робко заметил юноша. — Кого?
— Старший советник короля тоже коноллец. Он очень хороший и добрый, он помогает мне. Я вас обязательно познакомлю, это было бы чудесно, — принцесса взяла его ладони в свои и провела по ним большими пальцами. — Ну не бойся меня, я тебя не обижу. Ты славный, зачем тебя обижать или бить? Я не люблю жестокость, это очень плохо — делать кому-то больно.
— Вы будете доброй госпожой, — заключил Дамиан и тут же крепко сжал губы, опустил голову, затем вдруг снова посмотрел ей в глаза. — Простите мне мою дерзость, просто вы совсем не запрещаете мне говорить, и слова сами рвутся наружу. Матушка говорила, что у меня язык без костей… Столько раз это выходило мне боком…
— Я не хочу быть тебе госпожой! — капризно заявила София. — Я хочу быть тебе другом. Понимаешь? Мой муж хороший, но няня говорит, что дружить с мужем не совсем верно. А Старший советник занят, нельзя же мне его вечно отвлекать. А с тобой мне не будет грустно.
— Вам бывает грустно? Вы же так хорошо живёте, — удивился раб, наслаждаясь её прикосновениями, дарящими спокойствие.
— Мне с детства так. У матушки было что-то похожее. Когда весело, смеюсь, играю, вдруг раз, всё, плохо, плакать хочется. Няня за меня часто молится, чтобы это прошло, но Старший советник, наверное, скажет, что это неверно, и надо пойти к медикусу, — София рассуждала бодро, но как-то слишком безысходно, и в её глазах была некая печаль.
— А что же скажет ваш муж? — Дамиан мимолётно коснулся её рыжих волос и тут же отдёрнул пальцы. — Простите, просто я раньше никогда не видел такие красивые волосы. Вы чем-то похожи на святую Каталину.
— Меня и назвали Каталиной в её честь, — пожала плечами девушка. — Не извиняйся, ты очень милый, — она немного помолчала, не решаясь ответить на его изначальный вопрос, затем всё же тихо и очень серьёзно, но горько и как-то зло произнесла:
— А муж ничего не скажет. Он не узнает, никогда не узнает. Я пусть и росла в глуши, но знаю, что делают с такими жёнами, пусть и любимыми. Я не хочу домой, не хочу в монастырь. Я хочу править.
Голубые глаза девушки на мгновение потемнели, а зрачки расширились до невозможных размеров, её затрясло, но через пару мгновений София с тихим всхлипом обмякла в руках Дамиана.
— Никому не говори, — она вздрогнула и разрыдалась. — Никому не говори, что я ведьма, прошу… За такое тут сжигают, я не хочу на костёр. Матушка была ведьмой, и её матушка была, они все занимались ведовством. Отец не давал делать ничего такого, но дар ничем не уничтожить и не спрятать, сам знаешь, наверное.
— Знаю. Я видел аутодафе одной дворянки. Они не смогли откупиться. Понимаете? — Дамиан огляделся и тихо зашептал:
— Обычно Инквизиция брала деньги. В тот раз заломили слишком высокую цену. Им пришлось продать оклады у икон. Такие деньги никто не примет, ведь это большой грех.
— Как это страшно, — София шмыгнула носом, пытаясь успокоиться. — Ты мне обещаешь не говорить? — её глаза вдруг снова потемнели, и она судорожно сжала руками собственный крест. — Обещаешь?
— Обещаю, — спокойной ответил Дамиан. — Всё будет хорошо, Ваше Величество.
В коридоре послышались шаги, в покои заглянула одна из служанок и тихо сообщила, что ванна готова. София чуть кивнула своему новому другу, и его увели, чтобы привести в порядок. Девушка осталась в комнате одна и задумчиво села за письменный стол, взялась за перо. Через пару мгновений она уже писала послание Старшему советнику.