– Пугливый, – сказал Кролик.
«Свободный», – подумал я.
– А если я все расскажу? Если в деревне узнают?
– Кто тебе поверит?
«Кто тебе захочет поверить?» – услышал я.
– Кто ты, а кто он?! – продолжил Кролик. – Ты здесь без году неделя, и никому не нравишься.
– Почему?
– Да по всему!
Кролик подошел к двери клуба и откинул щеколду.
– Иди, – сказал он.
В помещении было темно. Электричество в клуб не провели, а ставни на окнах были закрыты.
Я вошел. Кролик захлопнул за моей спиной дверь, заскрежетала щеколда.
– Ты охренел, что ли?
Кролик не ответил. Я услышал, как он сходит с крыльца.
Я застучал по двери.
– Кролик!
Со злости я ударил ногой по скамейке, очертания которой угадывались в темноте. Она была прибита к полу. Я треснул кулаком по столу, но и тогда ничего не изменилось. Я был заперт в клубе.
«Ну я и дурак! Настоящий олух».
Несколько минут самобичевания, и я различил стрекот сверчков. Он нарастал, нарастал, и вскоре мне стало казаться, что на земле, кроме меня и сверчков, больше никого нет. А потом я понял, что и меня нет. Одни сверчки.
1.3.2. Эй
Когда наступила ночь, я был уже достаточно затравлен. Я твердил: «По-моему я уже достаточно затравлен. Можно же меня выпустить, наконец!»
Но меня не выпускали.
«Если с Кроликом что случится, я умру, – сокрушался я. – Автолавка приедет только через неделю – люди найдут мой труп, с минуту на него посмотрят, и побегут за колбасой с сигаретами».
Я подошел к окну, закрытому тяжелыми ставнями. Сверчки на секунду умолкли, но застрекотали с новой силой. В щелочку я разглядел лунную дорожку, пересекающую поле.
Я вернулся на скамейку у двери. Облокотился на стол и положил голову на руки.
– Придется у него спросить, – услышал я женский голос и мигом проснулся. – Хотя что он обо мне подумает!
Я резко поднял голову, чуть не вывихнув затекшую шею.
Дверь в клуб была открыта. Женскую фигуру на пороге освещала луна.
– Простите. Я Вам помешала? Но мне совершенно необходимо знать, где я нахожусь.
Я ничего не понял. Прошел мимо девушки и спустился с крыльца.
– Эй! – то ли с отчаянием, то ли с обидой сказала она.
Я замер. В этом одном ее слове «эй» заключалась вся сила женского словаря.
Обернулся.
– Я потеряла кошку, – сказала она. – А потом потерялась сама.
1.3.3. Алиса из Солнечного поселка
Она шла за мной на некотором расстоянии, а я напряженно вслушивался в ее шаги.
– Мы скоро придем.
Затылком почувствовал, как она кивнула.
Я открыл калитку, пропуская ее вперед.
– Или Вас к Анне Павловне? К соседке моей отвести?
– Наверное, нет, – раздумывая, ответила незнакомка. Достала карманные часы и более уверенным тоном добавила. – Четыре ночи. Я останусь.
Я кивнул и провел ее в дом.
В доме было дико. И не потому, что в мое отсутствие здесь кто-то побывал – на полу остались грязные следы, валялось зерно, люк в подвал был открыт. Нет.
В доме было дико из-за Алисы.
Казалось, при ней вещи скукожились и стали маленькими. А я, наоборот, стал огромным. Огромным и неловким. Поставил чайник на плиту, но долго не мог зажечь спичку; доставая чашки, уронил на пол блюдце; рассыпал сахар и утопил в кипятке чайные пакетики вместе с этикетками.
Девушка следила за моими движениями, но помочь не пыталась.
Когда чай был готов, я сел напротив.
На вид ей было двадцать. Длинные золотистые локоны, большие карие глаза и короткий нос.
– Что это за деревня? – спросила она.
– Шахматная, – ответил я.
– А, – что-то прикидывая в уме, она дотронулась пальцем до кончика короткого носа. – Мне кажется, сначала я шла на юг, а потом на север.
Она серьезно на меня посмотрела.
– С другой стороны я и «право» с «лево» путаю. Я из Солнечного поселка. Это далеко отсюда?
– Нет, – сказал я.
– А что Вы делали в том доме? – поинтересовалась она.
– Со сверчками разговаривал, – ответил я.
– Это хорошо. А то я бы до сих пор одна бродила.
Я вспомнил лисенка, и меня передернуло.
– Там лисы, – прочитала она мои мысли.
– Да, я видел сегодня одну.
– Алиса. Меня зовут Алиса.
– Кеша, – опомнился я. – Приятно познакомиться.
Мы чокнулись мятными пряниками.
1.3.4. Грабеж
Алисе я постелил в соседней комнате.
Она почистила зубы пальцем, одолжила рубашку и отправилась к себе.
Я спустился в подвал. Первое, что бросилось в глаза – опрокинутые железные бочки. Бочки были пусты, но на стенках налипло зерно.