«Пока спала, Пашка вынес мои старые галоши с налипшей грязью и носками внутри. В другой раз саблю заморскую стащил. Ее внучок с собой из города привез. Если, говорит, объявится, где она и у кого, ты выкупи и пришли, баба, по почте. Дурной какой, разве же оружие по почте пересылают. Почтальон меня на смех поднимет. Скажет, может, еще танк переслать. Я бы попросила. На танке удобнее поле вспахивать, чем на полудохлом коне Данилыча. Внучок расстроился, что саблю украли, ему там в городе от разбойников отбиваться нечем. Этот меч, он мне так серьезно говорит, помогает сохранять стойкость духа. Больших, наверное, денег стоит. Я на рынке спрашивала, никто не знает, где купить. Говорят, лучше ружье. Но ружье по почте тоже не отправишь, так что куплю баранок».
Я читал, а сам думал о пшенице, Высоком Папе и коне Данилыча. И тут меня снова озарило. Конь и телега, скорее всего, нужны были Сан Санычу, чтобы вывезти мешки с семенами. А когда выяснилось, что мешков в бабушкином амбаре нет, Сан Санычу пришла в голову другая идея. Обвинить меня в воровстве.
«Лизаветин жених ходит вокруг меня кругами, думает, секреты ему выдам. Приходит с утра, спрашивает: «Тетя Антония, помочь чем?» Я ему, сходи воды натаскай. Он сходит, натаскает. Печку мне растопил, дрова порубил. Сходил мне тут и в лавку, когда спину прихватило, и на почту – письма внуку отнес. Может, и забор со временем починит. Сделает, а потом смотрит на меня заискивающе. А я ничего. Ему знать не положено. Думаю, наверняка, оставишь его в доме одного, все разнюхает. Так я его дома одного не оставляю. Лизавета с ним не разговаривает. Почему, не объясняет. Сказала лишь, что изменился. Зазнался, что ли? Так чего бы ему? Из университета выгнали, на работу не взяли. Ходит теперь, мается, глаза всем мозолит».
«Неужто Кролик? – подумал я. – Лиза и Кролик?»
«Письмо получила. Внучок говорит, работы много, отпуска не дают. Очень им горжусь, но летом не приедет».
Я отложил тетрадь и закрыл лицо руками. Последние годы я подписывался на любую летнюю работу, лишь бы не ездить в деревню. Лишь бы не таскать воду, не сажать огород, не чинить крышу. И что там еще Кролик делал для моей бабушки?!
1.7. Я нахожу решение
1.7.0. Прорубь
Алиса находилась на расстоянии вытянутой руки. Я сделал шаг по направлению к ней. Нагнулся и поцеловал.
Никогда я не был так страстен и нежен одновременно. Но равнодушное принятие, с каким она встретила мой порыв, остудило. Ей не было до меня дела. В ее теле не хватало места человеческому теплу.
Алиса была недосягаема.
Она сняла платье, и я упал на кровать так, как если бы окунулся в прорубь. С единственной мыслью – выплыть как можно скорее. Ну или просто – выплыть.
1.7.1. Будильник
Я хотел узнать, что у нее внутри. Какие эмоции берут верх, когда она теряет контроль.
– Эта музыка здесь не в тему, – сказала Алиса, когда за окном промычала корова.
Умеют же некоторые женщины моментально отрезвить. Внести ясность, чтобы без иллюзий.
Я лег на спину возле нее. Алиса не двигалась.
– Вы все такие нежные, – сказала она, – аж противно.
В уме я проанализировал возможность жесткого секса. Я видел банальный антураж для садо-мазо: цепи, кожу и плетки. Я видел Алису. Ее стегал неизвестный мне мужик. Первый раз фантазии так грубо меня подставили.
1.7.2. Сон Алисы
– Что Вам снилось? – спрашиваю я, как только она открывает глаза, и припадаю ухом к губам Алисы.
– А Вам? – без интереса отвечает она вопросом на вопрос. Но я не настроен говорить, я настроен слушать. Я веду дневник ее сновидений и обращаюсь за помощью в их расшифровке к лучшим юнгианским аналитикам, психодраматистам и гештальттерапевтам, с которыми могу держать связь по почте.
– Мне приснилось, – соглашается она на рассказ, – что я стою в окружении людей, кажется, в больнице: на всех белые халаты в синюю полоску. В комнате светло. И стены белые. Сначала эти люди спокойно разговаривают со мной, но потом отворачиваются и собираются уходить. Я злюсь и плюю в спину того, кто ко мне ближе. А потом плюю в спину еще кому-то. Но легче мне не становится… Как Вы думаете, мне станет легче, если я плюну в кого-нибудь наяву?
Алиса молчит, а потом продолжает:
– И в кого надо плюнуть, чтобы стало легче?
Я не знал, что в скором времени плюнет она в меня, а я буду задаваться вопросом, стало ли ей легче.
1.7.3. Непрошеный совет
А-Л-И-С-А. От ее имени меня тошнило. Я был по уши влюблен.