Я приподнялся и встал. Вероятно, меня перенесли сюда, чтобы привести в чувство. Но в колодце была простая вода, не живая и не мертвая.
В деревне Шахматная меня незаслуженно били больше раз, чем заслуженно в городе Санкт-Петербург.
– А разве бывает так, что бьют заслуженно? – спросила Алиса, которая обнаружилась на лавочке для ведер.
Я молчал.
– Пойдемте, – строго сказала Алиса, – я есть хочу. И уже давно, между прочим.
Поднялась и направилась к моему дому. Я, покачиваясь, поплелся следом.
– Вы должны соседке.
– Какой? – тупо спросил я.
– Той, что живет справа.
– Анне Павловне?
– Не знаю.
– За что? – спросил я, хотя мне было все равно.
– За молоко и яйца. И еще за что-то, не помню.
Войдя в дом, я еле удержался, чтобы не рухнуть на кровать. Но под суровым взглядом Алисы снял грязную куртку, умыл руки и лицо.
Я сел за стол туда, куда девушка поставила блюдце со сметаной.
– Да, за сметану Вы тоже должны.
От запаха свежеиспеченных блинов голова закружилась сильнее, чем до этого от побоев. Алиса собственноручно испекла их для меня. Это ли не счастье?!
Мне было больно шевелить руками, открывать опухший рот и двигать челюстью, но я ел.
– Вкусно.
Алиса долго рассматривала положенный на тарелку блин, проткнула его вилкой, поднесла к лицу. Потом отрезала кусочек ножом, положила в рот.
– Не очень.
Следуя моему примеру, она взяла блин руками, макнула в сметану.
– Они такие жирные. А салфеток нет? – я тяжело поднялся, сходил к рукомойнику и вернулся с полотенцем.
– Так вкуснее. Руками.
– Как в первый раз, – усмехнулся я.
– В первый.
Я аж подавился.
– В первый раз блины едите?
Она промолчала.
– А готовить их умеете?
– Не умею, – отмахнулась девушка. – Вы что, подумали, я их пекла?
«Странное существо, эта Алиса… За блины надо Анне Павловне сказать спасибо», – подумал я с некоторым разочарованием.
В окно постучали. Тихо, но деловито.
2.0.3. Посредник в сделке
Конечно, Кролик. Кто еще, кроме Алисы, способен так стремительно и безнадежно разрушить мое счастье.
Я вышел на крыльцо, преградил разбитым телом путь в дом.
– Ого, как тебя! – воскликнул Кролик.
– Что тебе надо? – угрюмо спросил я.
– А что ты от Папы хотел?
– Участок сдать, – нехотя ответил я. – Бабушкин. На котором пшеница росла.
– Зачем тебе?
– Я на нем не сажаю.
Потом представил, как глупо выгляжу:
– Зато деньги получу. За аренду.
– Много ты от него не получишь, – усмехнулся Кролик.
– К чему это все? Он же не хочет со мной дел иметь.
– Папа передумал.
– Почему?
– Папа – деловой человек.
– Да уж, – ответил я, потирая разбитую скулу, – деловой человек. Совместил приятное с полезным. Может, я ему не отдам участок. Даже если в город уеду. Будет тут заросший стоять, в сорняках.
– Может, лучше остаться? – хитро подмигнул Кролик. И я вспомнил об Алисе.
– Сколько ты хочешь? – спросил он, не давая мне опомниться.
– Да хоть пятьсот рублей, – сказал я первое, что пришло в голову. – В месяц.
– Ты на такие деньжищи не думай даже. Не даст он. Сколько?
Я хотел сказать, что все равно, но Кролик больше не был мне другом, и приходилось держать лицо.
– Двести пятьдесят рублей, – сказал я. – Красная цена – двести.
«Хоть водки куплю, раны залечу от побоев», – подумал я.
– Лады, – сказал Кролик. – Как в остальном?
Он улыбался так, словно предательство с его стороны было обычным делом, не стоящим внимания.
– Замечательно. Просто замечательно, – ответил я.
2.0.4. Отказ Алисы
При виде меня Алиса встала и прямиком направилась в соседнюю комнату. Со стола не убрала и дверь за собой закрыла плотно.
Дезертирство Алисы расстраивало, но не сейчас. Во-первых, побитым я бы все равно оказался не на высоте. Во-вторых, я добился своего, вынудил Высокого Папу пойти на компромисс. Я сиял и, если бы не болело лицо, улыбался бы во весь рот.
Я чувствовал себя непобедимым: разрешил конфликт с Высоким Папой умным, наиболее дипломатичным способом. Никто ничего не терял, все только приобретали.
Высокий Папа посадит зерно моей бабушки на земле моей бабушки и вместо нее будет варить чудесное пиво. А деревенские будут пить его в том же кабаке, что и раньше, и потихоньку сменят ко мне гнев на милость. Я получу двести рублей и возможность спокойного существования.
– Как говорится в «Дао дэ Цзин», – громко сказал я, – «кто нежен и гибок, идет дорогой жизни».
Я был деревом, что невозможно сломать.
Алиса молчала. Ей была непонятна моя логика, ей была неинтересна моя жизнь.