– Почему? – настаивал я.
– Скажешь тоже – почему! – слегка поутихнув, сказал председатель.
Сергей принес еду и клюквенный морс. Лизетт пряталась на кухне: только она могла так щедро наделить мой омлет колбасой.
«Если она продолжит меня избегать, придется письмо писать».
Я представил, как вырываю листок из бабушкиного дневника и ищу ручку. В кладовке нахожу тупой огрызок карандаша. Сажусь за дедушкин стол, смотрю в маленькое окошко.
Нужные слова на ум не идут. Ненужные тоже.
Я вожу ее имя по языку, думая, что нащупаю продолжение, но есть только два слога «ли» и «за». Я решительно их записываю.
Замахиваюсь на следующее слово, но нет. Нет слова.
Приписываю к имени пару букв «а». Бесполезно вожу карандашом по бумаге. Получаю длинную череду завитков – рисунок напоминает телефонный провод.
«Не понимаю, почему девушки так любят эпистолярный жанр», – думаю я.
Откладываю карандаш, комкаю бумагу и выхожу из кладовки.
– Почему? – спросил я.
– Почему-почему?
Зиновий Аркадьевич немного помолчал.
– Да, почему вы все его так боитесь? – усмехнулся Толик.
– Да не упомнишь уже, почему, – ворчливо ответил председатель. Семя сомнения я в него заронил.
Я призван был развенчать культ Высокого Папы в деревне, развеять о нем миф. Ведь величие Высокого Папы зиждилось на страхах окружающих. Нет страха – нет величия.
Из кухни вышла Лиза.
3.1.4. Выяснение после объяснения
– Как у тебя дела? – спросил я. И понял, что в первый раз интересуюсь ее делами.
– Делаются, – тихо ответила Лиза.
Выглядела она чудесно. Красивое длинное платье, которое я раньше не видел. Волосы уложены, шея открыта.
Мы вышли из деревни и направились в клуб. Сегодня он не работал, но гулять больше было негде.
– Спасибо за омлет, – сказал я.
Девушка улыбнулась и подняла на меня глаза.
– Ты грустный, – заметила она. – Случилось что?
– Нет. Не знаю. Пожар был у друга.
– Дом сгорел?
– Нет. Дом целый. Сарай сгорел и хлев.
– Жалко, – сказала Лиза.
– Все в порядке. Я думаю, с ним все будет в порядке.
Она улыбнулась. Подойдя к клубу, я сел на скамейку.
– Иди сюда.
Я притянул девушку к себе, уткнулся носом в ее живот. Лиза дрожала. Я отстранился и поднял голову.
– Чего тебе? – серьезно спросила она.
Посадил ее к себе на колени.
Тело девушки было напряжено. Голову она отворачивала.
– Можно тебя поцеловать?
– Зачем?
– Потому что хочу.
– Ты не любишь, – печально сказала она.
– Мне с тобой хорошо.
Лиза повернулась ко мне и долго смотрела в глаза. Я ждал, что она поцелует меня. Но она встала.
– Сходи со мной до дома, – попросила она.
– Конечно.
Некоторое время мы шли молча.
– Где вы теперь воду берете? – спросил я, чтобы разрядить обстановку.
– Дядя Паша к соседу ходит. У него в колодце чистая.
– Это удобно.
Лизетт резко остановилась посреди дороги.
– Скоро думаешь ехать?
– Ехать?
– В город.
– В смысле, домой вернуться? – желание смешивалось во мне с жалостью. «Какое она написала красивое письмо, и как косноязычна сейчас». – Не знаю. Не думал об этом.
– А я думала.
Глаза Лизетт блестели. Я не мог поверить, что все это происходит.
Я подошел к ней и обнял. Она расплакалась.
– Сегодня я только и делаю, что всех утешаю, – заметил я.
– Я буду скучать. Ты знаешь?
– Тихо, – сказал я. – Все будет хорошо.
Теперь она смеялась.
– Хорошо? – переспросила она.
Оттолкнула меня.
– Не нужно со мной ходить.
Смотря ей вслед, я подумал об Алисе.
Они обе от меня уходили. Одна – потому что любила, другая – потому что нет.
3.1.5. О пьянстве как необходимости
Я вернулся в кабак и заказал водку.
– Опять будешь? – спросил бармен.
– Не твое дело.
Сергей поставил передо мной бутылку. В графин не перелил, рюмку не подал. Я глотнул из горла.
– Пьешь? – спросил дядя Паша, усаживаясь возле.
– Как вас много. Я один, а вас много. И все вы меня судите, – сказал я. – Не тебе меня судить!
– Не мне, – согласился он. – А ты меня судишь?
– Правда? – я рассмеялся. – После всего?
Хотел устыдить дядю Пашу, но совестно стало мне. Последний час я шокировал себя жестокостью. По отношению к Лизе, ее отчиму, Сергею я был несправедлив, понимал это, но сдержаться не мог.
– Если бы я не пил тогда, – сказал дядя Паша, – я бы утопился.
Помолчал немного и спросил:
– Как думаешь: было бы лучше, если бы я утопился?