Я поставил бутылку на стойку.
– Нет, – ответил я. – Лучше бы не было.
– Не буду я говорить, легче все одно не станет. Но хочется пожить. Понимаешь? Пожить спокойно.
Я хотел того же.
Вспомнил вес Лизетт на коленях. Молочный запах ее тела. Нежную кожу.
– Ты мне как внук, я Тоне обязан. И хочу, чтоб ты знал…
– Все в порядке, – оборвал я его. – Не надо. Не надо ничего объяснять.
Павел Никифорович смущенно улыбнулся. Он благодарно кивнул.
– Пошли, нечего сидеть. Дела надо делать!
– Какие? – спросил я.
– Важные! – рассмеялся дядя Паша.
Знал бы он, как в ту минуту был прав. Деревня ждала решения наболевших вопросов, и только я мог помочь.
3.2. Гниение
3.2.0. Витин подорожник
Чудик приложил к ожогу на локте подорожник. Он был в той же желтой шапочке, что и накануне.
– Давай.
Я взял бинт и помог ему наложить повязку.
– Кажется, мази есть, – сказал я. – Специальные. Называются: противоожоговые. Тебе ли не знать?
Он хмыкнул.
– Животных тоже подорожником лечишь?
Он снова хмыкнул, на этот раз громче.
– Чай хочешь? – спросил я, не зная, чем еще помочь.
Чудик улыбнулся.
– Странный ты стал, – сказал он. – Того и гляди, корову заведешь.
– Витя!
В дверь постучали и на пороге показался сосед Чудика.
– Здорово!
Мы пожали друг другу руки.
– Коза захворала. Поди, посмотри.
Чудик кивнул и пошел на вызов.
«Вот и славно, работа отвлекает», – подумал я, перехватывая взгляд соседа. Видимо, он то же думал: не знаю, хворала ли коза, но с того момента, как умерла Рати, животные поселка Солнечный были подвержены самым разнообразным заболеваниям.
3.2.1. Хороший вопрос
У поворота к деревне Шахматная стояла Лиза. Она увидела меня и потупила взгляд.
– Добрый день, – улыбнулся я.
– Добрый.
Она была бледной, теребила пальцами пояс от платья.
– Сегодня замечательная погода, правда?
Солнце светило, но жарко не было.
– Я тебя обидела?
– Когда?
– Вчера.
– Я не заметил.
Она с сомнением склонила голову набок.
– Врешь?
Я представил, как касаюсь ее губ своими.
– Не вру, – ответил я. – Ты кого-то ждешь?
– Нет, – сказала Лиза. – Пошли.
Она развернулась и почти побежала.
– Стой! – я схватил ее за руку и притянул к себе.
Она смотрела на меня и улыбалась. Сжимала мои пальцы своими.
Загудел садовый трактор. Мы расцепили руки. Мимо проехал Зиновий Аркадьевич, скользнув по нам саркастическим взглядом.
– Пошли? – повторила Лизетт.
Пока я раздумывал, как снова поймать ее в объятья, девушка взяла инициативу в разговоре.
– Яблоки собираешь?
– Яблоки?
– В саду, – уточнила она. – Собираешь яблоки?
– Собираю, – солгал я.
– Молодец, – похвалила она. – Я приду, варенье варить.
– У меня мало яблок.
Прошлый разговор о бабушкиных яблонях закончился тем, что Лиза обнаружила обман. В тот раз я не ухаживал за деревьями, в этот – за плодами. Я с ужасом понял, что не знаю, где лежит палка с пластмассовой чашкой на конце, с помощью которой достают яблоки с верхушек деревьев.
– Хм. А что…
– Знаешь, – перебил я ее. – Они цвели плохо. А потом град, ветер. Наверное, не повезло.
Когда мы дошли до калитки Лизетт, она тихо сказала:
– Я не хотела тебя обижать. Тогда.
– Все нормально.
– Хорошо.
Она скрылась в доме, а я поспешил в свой сад.
3.2.2. Попытка бегства
Сад ломился от яблок. Ступив в высокую, никем не кошенную, траву, я ощутил подошвами их гниющие телеса.
Яблоки пренеприятно чавкали, выбивались из-под ног. Куда бы я не шагнул, поскальзывался на их разлагающейся плоти. Давил их и сам давился от подступающей тошноты.
Но и на деревьях яблок было не меньше. Под их тяжестью ветки клонились к земле. Куда деть такую прорву от праведного гнева Лизетт, я не представлял.
«И за неделю не соберешь», – прикинул я.
Взгляд упал на подвесные качели. Я встал на доску и, смотря в небо сквозь листву, стал раскачиваться.
Ржавые цепи скрипели, яблоня ныла, я улетал далеко-далеко от земли. Взмывая вверх, становился свободным от проблем. Я нашел лучший выход из положения, но ветка, к которой были привязаны качели, скверно затрещала. Я спрыгнул.
– Вот дурак.
Качели лежали на земле, яблоки гнили.
Яблоки гнили в моем саду, и я гнил вместе с ними. Гнил с самой сердцевины: вместо любви к настоящему испытывал неприязнь к прошлому. К яблокам, к червям, к самому себе.
Это никуда не годилось.
Я запустил руку в траву, преодолевая тошноту, нащупал крепкий плод, отряхнул его об штанину. Смело надкусил. Прожевал, проглотил. Яблоко было чистое: ни червя, ни червоточины.