В сцене, разыгравшейся в Фанжо, в церемониях инициации приняли участие все присутствующие, кроме самого графа Фуа: показательное исключение. Он позволял своим близким примыкать к секте, но сам в нее не вступал. Раймунд VI всегда возражал против утверждения, что он еретик, и никто (в этом можно верить Иннокентию III) не смог убедить его стать таковым. Он щедро одаривал монашеские конгрегации; особенно дружен он был с госпитальерами св. Иоанна Иерусалимского и в 1218 г. даже вступил в их орден, «заявив, что, если бы когда-нибудь постригся в монахи, то не выбрал бы другого облачения, нежели это». Есть подлинные свидетельства, что Раймунд сделал свою дочь Раймонду монахиней монастыря Леспинасс и что, даже будучи отлучен, он оставался у церковных дверей, чтобы присутствовать, хотя бы в отдалении, на священных церемониях. Встречая на пути священника, несущего больному святое причастие, он спешивался, совершал поклонение гостии и следовал за священником. Когда в Тулузу прибыли первые францисканцы, на Великий четверг он собрал их в доме одного из своих друзей, сам прислуживал им за столом и в почитании христианской традиции дошел до того, что омыл и поцеловал им ноги.
Противоречиям в действиях южных сеньоров можно найти много объяснений: наследственные инстинкты, безразличие, эклектичность, антиклерикализм. По примеру отцов и дедов они грабили и расхищали церковное имущество, что не мешало им, равно как и тем, обогащать монастыри, основывать часовни и облачаться в рясы в случае усугубления болезни или ощущения близкой смерти.
В то же время обстоятельства и интересы могли побудить их слушать проповедников ереси и облегчать им миссию. Тем не менее внешне они оставались связанными с религией предков. Даже уже не веруя, они по-прежнему занимались благотворительностью, что для Средневековья было существенно важным. Многие из этих так называемых еретиков до последнего дня вели себя как католики.
Вследствие этого их двусмысленная позиция казалась лишь опаснее тем, кто видел, как новая религия мало-помалу захватывает весь юг Франции. Гильом де Пюилоран возлагает ответственность за эту ситуацию отчасти на беспечность суверенов Тулузы, позволивших злу распространиться и стать почти неисцелимым. Но в первую очередь он обвиняет здешних прелатов — в небрежении, сознательном бездействии, а то и скрытом пособничестве. В самом деле, епископы, чувствуя свое бессилие или также проникаясь идеями, несовместимыми с религиозным преследованием, отказывались проводить дознание или карать своих прихожан. «Пастыри, которые должны были заботиться о стаде, — пишет Пюилоран, — уснули, вот почему волки пожрали все».
ГЛАВА II
ПАПСТВО И ЕРЕТИКИ
Средневековые Папы и ересь. — Первые меры против еретиков Лангедока. — Миссии Петра Павийского и Генриха Клервоского. — Преследование еретиков при Иннокентии III. — Процессы еретиков и наклонности Папы. — Инциденты в Меце, Невере и Ла-Шарите. — Инквизитор до инквизиции: Гуго де Нуайе, епископ Осерский. — Иннокентий III и каноник из Лангра.
Трудно понять, почему вселенская Церковь и ее главы дожидались первых годов XIII в., чтобы всерьез обеспокоиться религиозным кризисом в Лангедоке и принять решительные меры против ереси. Попытаемся выяснить, почему так случилось.
По современным представлениям, религия — частное дело верующего, где свобода индивида не должна испытывать никакого принуждения. Мы полагаем, что навязывать религию, равно как и лишать человека ее, значит совершать насилие над совестью. Но восемь веков назад подобное рассуждение даже не приходило людям в голову. Какой бы ни была религиозная система, верующие не колеблясь применяли силу, чтобы распространять свою веру или карать тех, кто от нее отходит, поскольку считали ее единственно верной. Убежденные в том, что обеспечивают обращаемым вечное спасение, они даже не понимали, почему им оказывают сопротивление: неверный или инакомыслящий в их глазах был гнусной аномалией. Средневековое общество опиралось почти исключительно на религию и Церковь, противник догмата или священства становился чем-то вроде анархиста, по отношению к которому дозволено все. Вот почему народ, не задумываясь о законных формальностях, набрасывался на еврея или еретика, чтобы расправиться с ним. Власти начнут судебное дело? Они же поспешат побыстрее с ним покончить, уничтожив обвиняемых. По существу, эти взрывы ярости были всего лишь мерами социальной профилактики. Толпа, живущая в постоянном страхе перед бедствиями, губившими людей, и убежденная, что эпидемии, мор, войны суть выражение гнева Небес, верила, что может его умерить, истребляя врагов Бога.