У высших классов фанатизма было меньше, и нередко случалось, что священник проявлял больше терпимости, чем мирянин, потому что был более просвещен. По правде говоря, чем более высокий пост в церковной иерархии занимал человек, тем менее характерна для него была религиозная пристрастность. В отношении ереси Папы и их советники часто проявляли такую широту взглядов, какая была несвойственна клирикам низших категорий. Григорий VII, снизойдя к ересиарху Беренгарию Турскому[13], выдал ему свидетельство о правоверии. Кардиналы, присутствовавшие в 1148 г. на Реймском Соборе, выразили протест против позиции и произвола французских епископов и святого Бернара, решительно осудивших Жильбера Порретанского[14]. Папский легат взял под свою защиту Арнольда Брешианского[15]. Сам Абеляр нашел поддержку в римской курии. Наконец, Александр III обнял Пьера Пальдо и приветствовал принятый тем обет бедности. Все эти факты будоражили общество, порой даже вызывая скандал. Люди не понимали, что Папа, как власть по преимуществу сдерживающая, должен был не менее чутко реагировать на опасные крайности в сфере веры, чем на беззакония и насилия мирян. Поэтому с наименьшей строгостью ересь преследовало папство: народные массы, королевская власть и местное духовенство в этом намного опередили его. Оно лишь следовало за ними, и то как бы подталкиваемое необузданными людьми.
Дело в том, что религиозная оппозиция долгое время проявлялась лишь как исключение и в отдельных местах. Эти разрозненные поползновения не потрясали общества верующих до глубинных слоев: огромное большинство народа по-прежнему было покорно Церкви и ее служителям. Вера в нем укоренилась слишком глубоко, чтобы догматам, иерархии, традиционной организации священства могла грозить серьезная опасность.
С другой стороны, некоторые категории ереси встревожили Рим довольно поздно. Поначалу он оставался почти равнодушен к вольностям богословов, к более или менее рискованным суждениям профессоров диалектики. Опасным противником ему казался не клирик, который, мудрствуя над Евангелием или требуя реформ, почти незаметно для себя сходит с торной дороги ортодоксии, а император, король или барон, торгующий церковными должностями и имуществами и превращающий епископов в функционеров светского государства.
Симония[16], светская инвеститура, — вот грозная ересь, с которой Папы XI—XII вв. вели ожесточенную борьбу.
Надо также учитывать, что любой член Церкви имел право вводить новшества в реформаторском духе. Во все времена честные и усердные души, пламенно желающие добра и справедливости, знающие, какие творятся извращения и бесчинства, хотели возвратить феодальный католицизм, эту слишком могучую и слишком богатую махину, к простоте и бедности ранних поколений христиан. Это был идеал всех добрых епископов и всех великих монахов Средневековья. Что еще делали люди вроде Стефана Тьерского, Роберта Молемского, Роберта д’Арбрисселя, Брунона, Бернара, Норберта[17], как не учили клир нравственности, отвращая его от земных благ и подавая личный пример сверхчеловеческого аскетизма?
Та же любовь к очищенному христианству вдохновляла и создателей учений, которые Церковь запрещала как посягающие на традицию и веру. Но где кончалась реформа и начиналась ересь? Как уверенно отделить новаторов, идеи которых следует одобрить, от тех, с кем надо бороться? Такие ересиархи, как Генрих Лозаннский и Петр де Брюи[18], исходили из совершенно таких же моральных принципов, что и могущественные основатели монашеских орденов — их современники. Если люди, вышедшие в одном направлении из одной точки, в конце пути оказались в разных — значит, одни дошли до логического конца, а другие остановились на полпути. Жестко фиксировать границу правоверия было не всегда удобно. Какое-то время Церковь толком не знала, к какой категории ей отнести такого странствующего революционера, как бретонец Роберт д’Арбриссель. Позже подозрения официальных властей вызовет чистый и кроткий евангелизм Франциска Ассизского.
13
Беренгарий Турский (ок. 1010—1088) — теолог и философ, преподаватель в церковной школе Тура. Считал евхаристию не таинством, а простым символом Христа. Неоднократно осуждался церковными Соборами (1050; 1051; 1059 гг.) На Соборе в Риме (1079 г.) под давлением Григория VII отказался от своих убеждений; Папа вручил ему буллу, где признавал его истинным католиком и запрещал преследовать его самого и конфисковать его имущество. —
14
Жильбер Порретанский (ок. 1070—1154) — выдающийся богослов и философ-платоник, епископ Пуатье с 1142 г. Представитель Шартрской школы. На Реймском Соборе некоторые церковники критиковали его толкование Троицы, но Папа Евгений III позже оправдал его. —
15
Арнольд Брешианский (ок. 1110—1155) — церковный и политический реформатор, ученик Абеляра. Стремился оставить за Папой только духовную власть; с 1145 г. возглавил Римскую республику. В 1155 г. был выдан императором Фридрихом I Папе Адриану IV и по приказу последнего казнен. —
16
Симония — продажа церковных должностей. Особенно ею злоупотребляла королевская власть, видевшая в этом средство наполнить казну, и крупные магнаты. —
17
Стефан Тьерский, или Стефан из Мюре (1048—1124), св. — основатель ордена Граммон (1073). Роберт Молемский, св. (1018—1110) — основатель ордена цистерцианцев (1098). Роберт д’Арбриссель (1047—1117) — основатель монастыря и ордена Фонтевро (1101). Брумон Кёльнский (ок. 1030—1101) — основатель ордена картезианцев (1084). Бернар Клервоский (1090—1153) — видный теолог-мистик, вдохновитель второго крестового похода, глава цистерцианского ордена с 1115 г. Норберт Ксантенский (ок. 1080—1134) — основатель ордена премонстрантов (1120). —
18
Петр де Брюи (Петр Брузий, ум. 1126) — вождь секты, отрицавшей необходимость церквей, евхаристии, почитания креста и молитв за мертвых, а также крещения детей. Его сторонники назывались петробрузианцами. Генрих Лозаннский — его ученик и преемник. —