Захватить землю — это было еще не все, надо было ее удержать. Бароны Севера, выполнившие сорокадневную обязанность[51] и получившие отпущение грехов, думали лишь о том, чтобы вернуться назад. Ни герцог Бургундский, ни граф Неверский, ни граф де Сен-Поль не желали брать этот фьеф, приобретенный резней. «Им не было дела до шкуры, содранной с другого, — говорится в “Песне”. — Не находилось никого, кто не счел бы бесчестием принять эту землю». Но один мелкий сеньор из Иль-де-Франса, имевший домены в Англии, — Симон де Монфор, граф Лестер, — немного помолившись, пошел на такое бесчестие.
Это был пылкий католик, известный ненавистью к ереси и тем, что во всем усердно следовал воле Церкви. Во время четвертого крестового похода он покинул христианскую армию и отказался идти на Константинополь, чтобы не нарушать повелений Папы[52]. Петр из Во-де-Сернея описывает его так: «Высокого роста, с красивыми волосами, изящными чертами лица, сильными плечами, крепким и удивительно гибким телом». В нравственном отношении он обладал всеми достоинствами: «Очень красноречивый, приветливый со всеми, превосходный друг, человек строгого целомудрия и редкой скромности». Безупречные мудрость и осмотрительность, твердость в решениях, справедливость в суждениях, смелость в атаке, упорство в достижении избранной цели — у этого человека, «всецело преданного Божьему делу», не было ни одного недостатка. Но монах забывает сказать, что этот благочестивый рыцарь был черствым и жестоким, как многие ему подобные, и проявлял поразительную активность в погоне за своими выгодами, поначалу совпадавшими с интересами Церкви. Щадя себя не более, чем последнего солдата, он сумеет стать первоклассным военачальником, изобретательным дипломатом, умелым организатором жизни в завоеванных землях. Печать, которой он заверял грамоты, изображает его в виде охотника, скачущего галопом рядом с борзыми и трубящего в рог. Теперь он посвятит себя иной охоте, сулящей больше приобретений для души и тела.
«Сеньор, — сказал ему аббат Сито, — именем Бога Всемогущего примите землю, которую вам даровали: ибо порукой за нее Бог и Папа, и мы вслед за ними, и все прочие крестоносцы. И мы будем помогать вам всю вашу жизнь. — Я это сделаю, — молвил Симон, — при условии, что князья дадут мне клятву, что в случае надобности, ради моей, защиты, все явятся на мой зов. — Мы даем вам ее, — преданно сказали все. И тогда он принял землю и страну». Первый акт, который он подписал в этом качестве в августе 1209 г., начинается со слов: «Симон, синьор де Монфор, граф Лестер, виконт Безье и Каркассона. Поскольку Господь через посредство крестоносцев, Своих слуг, передал в мои руки земли еретиков, нечестивого народа, я смиренно и благочестиво принял это бремя и эту власть, полагаясь на Его помощь и вняв настояниям баронов армии, а равно сеньора легата и сопровождающих его прелатов».
Через месяц новый владелец Безье и Каркассона сам доложил Иннокентию III о своем возвышении. Его единодушно избрали, хоть он этого и недостоин, чтобы управлять альбигойской землей; пожаловал ее ему аббат Сито; он сам официально признавал, что обязан ею «только Богу и Папе». Он просил, чтобы Рим утвердил его, а равно его наследников, во владении полученными им доменами, как и его соратников — во владении долей, которая им выделена. Он вынес на одобрение Папы первые меры, которые предпринял: введение постоянного налога в пользу Святого Престола в размере три денье с очага; возвращение всем церквам и клирикам десятины, удерживаемой еретиками. По этим двум пунктам согласие Иннокентия не вызывало сомнений. Но Симон, человек практичный, продолжая рассыпаться в благодарностях, потребовал денег на продолжение предприятия.
«Я решил из любви к Богу и католической вере остаться в этой стране в надежде с Божьей и вашей помощью окончательно искоренить здесь ересь. Это будет труд тяжелый, для которого понадобится много денег. Крестоносные князья ушли, оставив меня почти одного с очень маленькой горсткой солдат среди врагов Христа, рыщущих по горам и по скалам. Земля бедна: все, что она давала доброго, погублено. Если я не получу субсидий от вас, а также от верных, я не смогу здесь долго продержаться. Позиции еретиков еще очень сильны, а рыцари, что остались со мной, требуют двойного жалованья».
Иннокентий III почти сразу же официально одобрил свершившийся факт. В двух письмах, от 11 и 12 ноября 1209 г., он выразил удовлетворение тем, что Монфор — «твердая скала», преграждающая путь врагам Церкви. Он утвердил все, что сделали для Монфора, и все, что тот сделал сам. Он пообещал лично помогать ему и ходатайствовать за него перед императором Оттоном IV, королями Кастилии и Арагона и другими феодальными суверенами. Он призовет их не давать приюта на своей территории еретикам, изгнанным из Лангедока, и выделить из своей казны денежную помощь защитникам веры. «Я сделал бы для вас намного больше, — добавлял он, — если бы не был вынужден поддерживать также христиан Святой Земли, сетующих, что их интересы принесли в жертву ради успеха альбигойского дела».
51
Обязательная служба вассала в феодальном войске ограничивалась сорока днями; чтобы он продолжал поход дальше, сеньор уже должен был ему платить. —
52
В ходе четвертого крестового похода христианские войска, которых Папа призывал направиться в Святую Землю освобождать Иерусалим, отклонились от первоначальной цели: они по наущению венецианцев отбили Задар у венгерского короля, а затем захватили Константинополь, столицу Византийской империи. Однако в рядах крестоносного воинства нашлись люди, которых возмутила подобная смена ориентиров, и они оставили ряды крестоносцев. Среди них был и Симон де Монфор. —